– Кто? – сухо спросил он через дверь, держа оружие перед собой.
– Открывай, – раздался басовитый голос снаружи.
Голос был знаком, только…
– Как зовут тебя?
– Вячко.
Вячко… Советник князя…
– Откуда узнал, где я?
– Отворяй, кому говорю! – В дверь снова заколошматили. – Некогда мне, некогда!
– Замолчи, – строго скомандовал мужчина и, когда снаружи перестали стучать, прислушался.
Вроде никого снаружи больше не было.
На свой страх и риск, он приоткрыл дверь. Тусклый свет лучины тут же ворвался в комнату и выхватил из тьмы половину худого лица, покрытую щетиной. Недовольный взгляд зеленого глаза снизу вверх уставился на Вячко.
– Ты меня пустишь в конце концов, бес эдакий? – тоже с недовольством произнес незваный гость.
– Чего надо? – Его собеседник придержал ногой дверь.
– Дело есть.
Вячко заметно нервничал.
– Заходи, – наконец ответил мужчина и отпустил дверь.
Внутрь, едва не задевая головой потолок, зашел высокий и очень плотный мужчина. Разбуженный собеседник тут же закрыл дверь на засов. Это, кажется, успокоило гостя и позволило тому немного расслабиться.
Прежде же спавший подошел, взял из рук Вячко лучину и зажег свечу, стоявшую на столе. Пламя тут же осветило его невысокую сухощавую фигуру. Он был еще не стар, но суровый хваткий взгляд словно говорил: повидал многое. На правой щеке виднелся небольшой, но глубокий шрам.
– Что тебе нужно и как ты меня нашел? – спросил он ночного гостя и пристально посмотрел на него.
– Мстивой… Слава о таких, как ты, по округе быстро разносится. Людоловов нигде не любят.
Мужчина ничего не ответил и только прищурился. Вячко едва уловимо напрягся; ему стало не по себе от пристального взгляда разноцветных глаз собеседника. Но все же он быстро взял себя в руки и продолжил:
– А нужно мне, чтобы ты человека мне нашел.
– Интригующая работа для людолова. Очень необычная, отмечу.
– Не ерничай. Ты еще ничего не знаешь.
Мстивой, кажется, немного успокоился и сел на постель, положив меч рядом. Вячко, не дожидаясь приглашения, взял стул и сделал то же самое.
– Так вот, – продолжал он. – Слышал, как знатных девиц в башнях запирают?
– Слышал, – кивнул людолов. – Только далеко, не у нас.
– Тут ты в целом прав.
– Так ты это к чему? – попытался вернуть разговор в русло конкретики Мстивой. – Хочешь отправить меня настолько далеко? Предупреждаю – ты не расплатишься.
– Нет, не далеко. Но и деньгами не обижу. – Вячко похлопал по кошелю, висевшему на ремне.
– Что нужно?
– Ты слышал про Ружану?
– Которую? Княжескую дочку?
– Ее самую. Слышал, что ее, единственного дитя князя, отвезли подальше от двора?
– Краем уха.
– А из-за чего в курсе?
Мстивой тяжело выдохнул, пару мгновений помолчал и произнес:
– Когда ты ломился в дверь, казалось, что тебе нужно было рассказать что-то важное. А не базарные сплетни обсудить. Ты можешь не темнить и объяснить все нормально, без этих своих интриг?
Вячко наипротивнейше ухмыльнулся и развел руками.
– Ради тебя… Слушай. Ружанин норов известен всем и давно. Крутой он, что берега Дрепьи. Вся в папеньку. Росла, чудила. Да с кем не бывает? А как девкой на выданье стала… Тут-то ее и заносить начало. Прислуга вся едва ли не бежала от нее. А некоторые и пропали. Не досчитались нескольких девок молодых. Понимаешь? Нет? Поговаривают, убила она их.
– Потому и отвезли подальше? – прервал возникшую паузу Мстивой.
– Верно. Подальше да повыше. Теперь охраняют ее. Девки молодые больше не пропадают: за ней только воины следят.
Людолов пристально посмотрел на рассказчика и спросил:
– А тебе-то до этого какое дело?
– Как какое? Честь и порядок блюсти надо. По закону она должна ответить, а князь ее прячет.
– А от меня что ты хочешь? Чтобы я приговор твой в исполнение привел?
– Нет.
Людолов уставился на мужчину.
– Я тебя не пойму. Ты сам из Поддрепья, а она… – Мстивой наморщил лоб. – Откуда она там?
– Из Белополья.
– Ты из Поддрепья, дочка княжеская – из Белополья. Тебе какое дело до соседнего княжества и их проблем?
– А такое, – весомо ответил Вячко, – что они из рода нашего князя. И тень их беззакония, бесчестия может и на него пасть. Оно нам надо?
– Меня с тех пор, как людоловом при княжеском дворе быть перестал, эти интриги меньше всего касаются. Я теперь на вольных хлебах.
– Так ты