Сбежавший жених. Алинда Ивлева

ами. Уткнувшись лицом в подушку, истошно завыла, словно брошенная в лесу надоевшая псина. Калейдоскопом воспоминаний яркие осколки: мама Руслана хлопает рукой по запястью, обдало холодом, чайная роза вонзила шип в мизинец и   капля крови застыла рубином на белоснежном фатине. Ахнула Лидка, вцепилась в локоть, словно та, что на портрете при входе во Дворец Бракосочетания. Обморок мамы. Щебечущие подружки невесты в бирюзовых платьях, напоминающие стайку волнистых попугайчиков. Стальной голос регистратора. Жених не пришёл.

      «Он не пришёл? Руслан…», – собственный голос – чужой, утробный, фальцетом резал слух. Папа осторожно приоткрыл дверь в комнату:

      – Ну как она?

      – Отойдёт, наша девочка сильная, – мать укрыла собой единственную дочь, будто могла защитить теплом тела кровинку от невыносимой боли. Мужчина сник, вжал голову в плечи и скрылся в коридоре.

      – Может что случилось? Он хороший мальчик, он все объяснит, – женщина гладила без устали Лану по шелковистым пшеничным волосам, пахнущим цветущей вишней.

      – Он предатель, мама, я была слепа.

      Лана наотрез отказывалась слушать нелепые отговорки несостоявшихся родственников, не отвечала на смс и звонки. Мол, у него была причина не прийти.

      – Предатель, ненавижу, ненавижу, – вопила брошенная невеста, как только слышала имя подлеца.

      Прошёл год, зажили раны на сердце, оставив шрамы. Родился Витенька. Малыш так и не стал отдушиной для Ланы. Почти сразу после рождения ребёнка она уехала работать в Женеву, оставив живое напоминание о невыносимой боли на попечение родителей. Девушка боялась даже смотреть в глаза сына цвета янтаря с Балтийского побережья. Его глаза.

      ***

          Лана взглянула в крохотное зеркальце. Шёлковая клубничная помада ровно очерчивала пухлые губки, небесно голубые глаза не портили линзы, волосок к волоску – идеальная причёска, словно кусочек родной земли с колосящейся пшеницей. Девушка окинула взглядом зал, посмотрела через плечо на прогуливающиеся парочки за окном любимой кафешки. В этот день она вот уже пять лет приходит в Кафе де Пари. Съедает антрекот из сочной говядины, приправленный тающим сливочным маслом, взбитым с пряными травами, золотистый картофель фри и зелёный салат. Зачем она совершала этот траурный обряд с маниакальной упертостью? Спросите, Лана бы не ответила.  Кафешка из ИХ прошлого и ЕГО любимое блюдо. Стейк ещё дымился на овальной тарелке, благоухая розмарином, тимьяном и чёрным перцем.