Последний Хватабыч. Олег Татаренко

из поезда не забывайте свои вещи.

      Пневматика автоматических дверей вагона сработала безукоризненно и почти бесшумно. Состав тронулся и плавно стал набирать скорость. Сердце бешено заколотилось, кровь пульсацией прошла по вискам и… Ничего не случилось.

      – Да быть такого не может! Вымерли тут все что ли?! – Кузьма Фомич раздражительно ударил тростью о пол вагона.

      – Дедушка, держитесь за поручень и не кричите так. Следующая станция действительно «Сокольники». Вы что, станцию свою проехали?

      – Станцию? Да я тут жизнь свою проехал, может быть! – рявкнул Кузьма Фомич, но тут же боязливо оглянулся.

      На него никто не обратил внимания, что было не удивительно. Пассажиры, стоявшие возле деда, были заняты делами более важными. Уши в наушниках, глаза в наладонниках. Только эта девчушка старика и услышала, да и то, только потому, что только вошла. Но уже спустя минуту достала из сумочки мобильный телефон, деловито постучала пальцем по экрану и тут же надела наушники.

      «Пронесло», – подумал Кузьма Фомич, – «Пронесло и пронеслось. Жизнь пронеслась».

      Помогая себе тростью, старик медленно побрёл к свободному месту полупустого вагона и присел.

      Уже несколько раз за сегодняшний день Кузьма Фомич совершал вояж от станции «Черкизовская» до станции «Сокольники». Именно на этом промежутке московской подземки прошла его не совсем светлая молодость.

      За окном вагона мелькали дежурные огоньки туннеля Московского метро, в памяти мелькали прожитые дни. Огоньками вспыхивали воспоминания.

      На Черкизовском рынке пестрело в глазах от разнообразия товаров, приезжий народ скупался весело и помногу. За тем с сумками, мешками, пакетами и пакетиками шумно грузился в вагоны метро. Людей с рынка ехало великое множество, похожие сумки путали своих хозяев, часто в сутолоке просто забывались. Вот именно к забытым сумкам и имел слабость Кузьма Фомич. Но ждать забытую сумку приходилось долго. Посетителей рынка приходилось провожать до кольцевой, где они так же шумно пересаживались, чтобы попасть на Курский или Киевский вокзал. Вот тут-то в суматохе и появлялись иногда забытые сумки или мешки, которые Кузьма хватал, но не нёс дежурному по станции, не сдавал в бюро находок, а присваивал себе. Кто-то потерял, а кто-то нашёл. Казалось бы, что тут такого? Поступай с находкой так, как велит тебе совесть, но совесть Кузьмы тогда ничего не велела. В конце концов Кузьма решил для себя больше не ездить до кольцевой развязки. Зачем так долго ждать? Да и не факт, что именно в эту поездку кто-то забудет свои вещи. Кузьма решил брать сразу то, что ему понравиться. А что такого? Ну не забудут вещи в метро, так потеряют на вокзале или проворонят в поезде. Уже при посадке шумных покупателей на «Черкизовке» он высматривал зевак и подходящую ему по весу ручную кладь. Затем доезжал до Преображнской площади и ждал, когда произойдёт посадка и высадка пассажиров. При словах диктора «Осторожно двери закрываются», он хватал приглянувшуюся ему сумку или мешок и выскакивал из вагона. А при объявлении, что «следующая станция «Сокольники» уже бодро бежал к эскалатору, чтобы затеряться в толпе. Быстро хватал, а затем быстро исчезал. За подобную прыть его и прозвали Кузьма Хватабыч.

      Сначала Хватабыч чувствовал азарт, потом стал ходить в метро как на работу, даже выходных себе не давал, а вдруг он схватит что-то необычное или ценное, вот тогда он точно вмиг разбогатеет.

      Но кроме прозвища, Хватабыч более ничем обогатиться не успел. Как говориться, сколько железнодорожному полотну не виться, а всё одно, впереди конечная станция. Не единожды вырывался Кузьма из рук преследователей, да только не в этот раз. Только выскочил из вагона с очередной добычей, глядь, а уже в цепких руках спокойно казалось бы спавшего до этого крепкого мужика.