Эс маячит по комнате весь день, кричит маме на кухню, просит теплый плед и вещи достать из шкафа. Мама опять что – то готовит для своих.
– Ма, вот же глупость, не могу найти свой свитер, ты дарила мне его на позапрошлый новый год.
Мама находит его за минуты две, сует дочке в чемодан, скрывает слезу за паром от картошки. Провожает Эс до аэропорта, сдерживает слезы. Та обнимает крепко, тихо произнеся:
– Я теперь другая, видишь, теперь своя семья
Мать приезжает домой и еще часа полтора сидит в ее комнате, на стенах висят детские постеры.
– Еще вчера не могла на нее насмотреться, а уже – своя семья.
Мама плачет и курит; курит и плачет – старшенькая переняла и эту привычку. На том конце телефона:
– Мам, я приземлилась. Я люблю тебя.
Мама тяжело вдыхает свежий воздух. Садится за стол. В дверях стоит младшая с кружкой чая в одной руке.
В. М. НА ДВАДЦАТИПЯТИЛЕТИЕ
Вся суть содержится в том, что это только с виду я – девочка самостоятельный вой, девочка ставлю курок, девочка научный бред. Это в теории все возможно. В действительности же я далека от феминизма и близка к тебе: без тебя я мука, вопли, слезы, ничего не умею, ничего не практикую. Бросаю все на полпути, а то, что не бросаю, приношу тебе, мол, помоги, я запуталась.
Мой мальчик садится, строго смотрит на меня, а потом по несколько часов объясняет мне истины, которые в самостоятельной подготовке для меня дошли бы с трудом.
Наша жизнь – череда стоп-кадров, музыкальный клип: ярко, броско, вызывающе.
Чтобы не менялось, какой бы круговорот не принимала твоя жизнь, ты знаешь, душа моя, все к лучшему. И этот тоннель, меняю повороты, найдет свой свет.
Здесь будет все
лихорадочные мысли врезаются остротой воспоминаний – удушает
воспоминания —
чертова платформа для созерцания.
и все, что было внутри теряет окрас,
уже неважна степень нужных фраз.
скулишь, мечешься, воюешь,
устаешь, садишься, куришь.
И больше не прессуешь.
Пусть даже себя самого.
Решила все-таки выйти?
– Пожалуйста, прекрати, – он крепко сжал ее тонкое запястье в своей сильной, волевой руке, – От этого нельзя взять и быстро убежать, а ты всячески сдираешь корку с ран. Не забивайся, встань, смотри, за окном выпал первый снег. Пойдем купим мандарин и твоего любимого красного, сухого. Сядем на свободной лавочку в подворотне между Декабристов и Прачечным, будем есть мандарины, захлебываться вином за 300 рублей и разговаривать будто мы не проходили это все. Не хочешь? Что, опять ничего не хочешь? Не видишь будущего со мной? Вставай, за окном уже совсем светло. Весна! Уже кучевые облака пятнают белоснежное небо своими синими красками. Пошли в парк, нарвем тебе цветов. Ты поставишь их в вазу, а я украдкой буду сравнивать тебя с тем, что посередине. Смотри-ка, вечереет. И лето за нашим окном, а ты все также мнишь себя прошлым, былым. И сколько же можно? Пошли, пройдемся по вечернему Питеру, посидим по крыше открытой. И не буду пытать тебя разговорами. Я подниму тебя на руки, ты улыбнешься, наверное, искренне. Вставай, Ри, побежали по городу, навстречу цветному. Что? Опять? Уже четвертый квартал начинается! Знаешь, я устал. У всего есть точка невозврата. Всего хо-ро-ше-го.
Что? Решила все-таки выйти?
Дуновение мысли
Эс сидит за барной стойкой, помните, той, что находится в захудалом баре в центре города. Или не в центре.
Перебирает мысли, пьет виски с колой (кажется, бокал второй), теребит билет на завтрашний рейс в левой руке: потрясется немного в небе, над ней сотрясутся мечты. Светлые кудри спадают с плеч. На правой кольцо. Она делает глубокий вдох, прикрывает остекленевшие глаза, которые за столько лет сожалений потеряли свой цвет. Посюжетно. И остро, слишком остросюжетно. Воспоминание одно за одним гложет душу, боль бьет по ребрам и выше. Дышать больно. И одна ехидная мысль: Эй, мальчик мой, годами с тобой не могли насмеяться, а сейчас телефон – и тот молчит.
Чертово ванильное произведение, знаете, иногда как нахлынет, замечтаешься.. Вот сиделось, написалось, рассказалось…
Когда-нибудь каждый из нас проснется с мыслью о том, что закончилась целая эпоха. И вот, новая. Вы обязательно начнете просыпаться вместе в одной кровати, заведете любимое животное, а, возможно, даже «ов», забыв о том, что аллергия на котов. Придумаете ему забавное имя. С первыми лучами, конечно же, будет вставать «оно», молитвенно упрашивая накормить.
У вас будет маленькая уютная квартира и огромная кровать в спальне; вечерами ты будешь сидеть на кухне и наблюдать за тем, как он уставший пьет чай, рассказывая о чертовом начальстве, акциях, политике.
Ночами будете смотреть ч\б кино и пить вино Он будет есть сладкое,