– Это меняет дело… – Стас Чесноков почесал в затылке. – И все же, я думаю, волноваться не стоит. Поехал с друзьями на природу, зарядник забыл, и там у них какой-нибудь форс-мажор случился. Колесо спустило, например. Завтра вернется твой папаша Розенберг целый и невредимый.
Мила ожесточенно помешала ложкой остывший чай.
– Надеюсь, что ты прав. Знаешь, он обалдел немножко от свободы. Я выросла, замуж вот выхожу, – она нежно улыбнулась Стасу, – младших девочек он отправил учиться в Англию…
– Что?! – С Чеснокова моментально слетела его обычная невозмутимость. – Куда он их отправил?
– В Англию.
– На какие шиши?
– О господи… – Мила смущенно опустила глаза, а потом, тяжело вздохнув, решилась: – Все равно пришлось бы рано или поздно тебе сказать: папа очень небедный человек. Он – владелец клиники эстетической медицины «Клеопатра».
– Не может быть! – Стас в изумлении уставился на нее.
– Может.
– Но почему ты тогда живешь в такой квартире? – Чесноков повел рукой, и ручища немедленно уперлась в стенной шкафчик, где что-то задребезжало. – Твой папаша воспитывает тебя по западным принципам? Или просто не считает нужным обеспечивать приемную дочь?
– Ни то ни другое. Розенберг полностью обеспечивает меня. У меня есть счет в банке и большая квартира на Крестовском острове, в которую мы с тобой можем хоть сейчас переехать. Просто, понимаешь… – Она замялась.
– Не понимаю!
– Ну, мы до поры до времени не хотели тебе говорить… И эту квартирку Розенберг специально снял.
Ярко-розовые щеки Чеснокова, из-за которых коллеги прозвали его Помидором, побледнели.
– Специально, говоришь? – Он присвистнул и внимательно посмотрел на Милу. – Я правильно понял, что вы боялись, как бы я не женился на тебе ради денег?
– Нет, но…
– А если нет, к чему эта конспирация?
– Стас, так получилось…
– Ах вот как! – Он ударил ладонью по столу и поднялся со стула. – Значит, так получилось! Мы каждый день встречались, уже месяц вместе живем, и за все это время ты поняла про меня только одно: что я позарюсь на твои деньги, узнав, что ты богата! Я прав? – грозно спросил он.
Мила тоже вскочила.
– Стас, прости… – начала она и попыталась обнять его, но он отвел ее руки.
– Я-то прощу, только что это изменит? Как я буду жить с тобой дальше, зная, что ты считала меня альфонсом?
– Стас, наоборот, мы боялись, что наши деньги тебя отпугнут!
– И вы не ошиблись, – устало сказал он. – Что же мне теперь, входить в семью этаким бедным родственником? Твой папаша Розенберг после свадьбы возьмется содержать и меня, а заодно будет указывать, как мне жить. И ты тоже при каждом удобном случае станешь тыкать мне в нос, что я живу на чужие деньги. На фиг надо!
– Но, Стас, не имеет значения, откуда в семье деньги!
Чесноков посмотрел на нее тяжелым взглядом:
– Если бы это действительно не имело значения, вы не стали бы скрывать от меня свое богатство.
Немного постояв на кухонном пятачке, он отстранил Милу и решительно направился к двери.
Медсестра Диана, натуральная блондинка двадцати пяти лет от роду, заглянула в ординаторскую:
– Лада Николаевна, из операционной везут больного, идите принимать.
Реаниматолог, высокая сдобная девушка средних лет, кивнула, поправила сложную старомодную прическу и плавной походкой отправилась на пост.
Если бы Ладу Николаевну увидели Рубенс с Кустодиевым, то немедленно потянулись бы к холсту и краскам, ибо данная женщина относилась к типу немодных нынче полных румяных красавиц. Слушая ее неторопливую, обстоятельную речь, глядя на округлые, неспешные движения, невозможно было представить, что она способна интубировать трахею и проводить реанимационные мероприятия при клинической смерти. Однако даже в критических ситуациях Лада Николаевна чувствовала себя как рыба в воде. Без крика, без суеты, когда другие доктора только соображали, что же надо делать, она уже переводила больного на искусственную вентиляцию легких и диктовала назначения.
Коллеги любили работать с такой умницей и красавицей. Правда, личная жизнь умницы и красавицы пока не складывалась…
– Интересно, какой подарок нам приготовил Ян Александрович? – Лада Николаевна улыбнулась Диане.
– Ну, даже если больной тяжелый, за хирургическую часть мы можем не беспокоиться.
– Это верно, – кивнула Лада, устраиваясь за письменным столом.
Ян Александрович, он же профессор Колдунов, справедливо считался одним из лучших хирургов города.
Раздался