Его сын был похож на него и внешне, и по складу характера – и это нравилось ему. Он воспитывал его в умеренной строгости, смешивая её с безусловной отцовской любовью, приправленной полным принятием и неподдельным интересом к жизни мальчика, который вступал в сложный подростковый период.
Любовь же к дочери он считал самым чистым чувством на свете. “Это как любовь к женщине, – говорил он, – только лишенная сексуальности, а значит, абсолютно чистая. В ней есть и нежность, и забота, и преданность, и внимание, и радость, и счастье, и самоотдача, и защита – всё-всё-всё самое лучшее, тёплое и хорошее, что бывает на свете”.
Дети были любимыми и долгожданными, а к жене, несмотря на годы отношений, он сохранил и трепет, и влечение, и страсть. И, конечно, она была его лучшим другом и самым близким человеком. Именно она прошла с ним весь этот трудный путь, начало которого лежало еще в студенчестве, когда он был нескладным, но очень амбициозным юнцом. И сейчас, несмотря на плотный рабочий график, он всегда находил время на этих самых дорогих для него людей, на его сокровище, на его тыл, его опору, и его смысл – то, ради чего и была вся эта работа и все эти достижения.
Подростком он мечтал, что у него будет именно такая семья, в которой будет жена, сын и дочь, и дом, в котором у него будет свой кабинет. И всё так и получилось. У него вообще получалось всё, за что бы он ни брался, и чего бы ни хотел. Хотя было кое-что, что у него не получилось. С детства он мечтал быть музыкантом. И этого у него не вышло.
В его памяти всплывали события из детства, связанные с музыкой. Вот он в детском саду, стоя на маленькой табуретке, поёт другим детям. Это воспитатель его попросила. Ей так нравилось, как звонко и задорно пел этот маленький, бойкий и упрямый мальчишка. А главное – попадал во все ноты. И он пел. Он пел, а другие слушали. И ему это нравилось.
А вот он вместе с дедом идет в оперный театр на “Лебединое озеро”. Отец его матери по знакомству доставал пригласительные билеты и регулярно водил его – еще совсем маленького мальчишку – на серьезные классические произведения. Его не очень волновало то, что происходило на сцене, больше всего ему нравилась оркестровая яма. Пока зрители рассаживались по своим местам, он бежал туда к сцене, перед которой где-то внизу, в глубине сидели люди, играющие на разных инструментах. Из этой ямы доносилось столько разных звуков! Затаив дыхание, он смотрел, как музыканты настраивали инструменты, которые пока звучали в разнобой. Звуки сливались в какофонию, но он знал, что скоро выйдет дяденька с палочкой, и тогда всё стихнет. А дяденька взмахнет своей палочкой, и как только она опустится вниз, то зал наполнит музыка – музыка, вызывавшая в нем пока непонятные эмоции, которые он не мог описать и даже понять, но в его глазах читалось одно – восторг! И по всему телу бегали приятные мурашки.
Больше всего ему нравилось, когда деду удавалось взять билеты в первый ряд. Ведь тогда можно было все представление стоять у оркестровой ямы и смотреть, как играют музыканты. Он любил разглядывать их всех и каждого в отдельности. Наблюдать, как они перебирали пальцами на своих инструментах, и как звучит каждый из них. Он ещё не знал их названий, но совсем скоро стал понимать, какие звуки они издают, и когда духовики брали в рот мундштуки своих труб, а скрипачи зажимали подбородками скрипки – он уже знал, чем сейчас наполнится общее звучание оркестра.
А вот ему лет 10. Он в деревне у бабушки. С соседского двора звучит какая-то музыка. Такого он раньше не слышал. Она ему очень нравится. Он бежит туда, в тот двор и видит магнитофон и соседских девчонок постарше его. Он здоровается с ними и спрашивает, что это такое играет. “Это Roxette” – отвечают они. “Роксэт” – он пробует это слово на “вкус” и запоминает его. И потом всё лето он бегает к этим соседским девочкам и просит, чтобы они включили для него эту новую музыку, в которой так много энергии и драйва.
Потом его друг показал ему Moscow Calling “Парка Горького”, и он просто обалдел, что такое бывает, и попросил переписать себе эту кассету. Вскоре его отец привез ему из командировки кассетный плеер, и эта запись крутилась там столько, сколько выдерживали батарейки. Родители, дедушки и бабушки ругались, что нельзя столько слушать музыку в наушниках, но ему было всё равно. Он надевал их, нажимал кнопку “плэй”, и мир вокруг менялся – он наполнялся новыми чувствами и эмоциями, окрашивался в новые краски. Мальчишка испытывал восторг, прилив энергии, воодушевление, возбуждение, грусть, печаль, тоску – всё то, что было в этих песнях: таких разных и таких красивых.
Он рассказал об этом всем своему другому другу и показал эту музыку, а тот в ответ вывалил на него целую гору разных кассет, дисков и магнитных бобин с группами, которые слушал его отец. Это был восторг! Такой музыки оказалось так много, вся она была