Шансы на то, что внук вдовствующей герцогини, сказочно привлекательный герцог Холси, вдруг без памяти влюбится в Дженис, когда та заявится погостить к его бабушке, стремились к нулю. Но родители Дженис, зная о том, что он в это время должен находиться в поместье, при своих призовых лошадях, надеялись на невозможное.
– Этому никогда не бывать! – заявила Дженис, покидая Лондон в то морозное утро. – Чтобы я вышла замуж за герцога?
На редкость смехотворная идея. Ради всего святого! Дженис согласилась отправиться в деревню просто для того, чтобы какое-то время провести в тихой, спокойной обстановке.
– Если тебе суждено влюбиться, то почему бы и не в герцога? – совершенно серьезно сказала ее мать, а стоявший позади нее отец с важностью кивнул в знак согласия.
Они и в самом деле верили, что Дженис в ее униженном состоянии способна увлечь столь высокопоставленную персону. Что, конечно же, было в высшей степени трогательно, хотя и абсолютно несбыточно, как и все родительские надежды.
Скорее всего мечтам родителей о счастливом замужестве дочери не суждено осуществиться: в конце концов, три лучших поклонника бросили ее в прошлом сезоне, – но зато можно неплохо провести время. Поэтому когда у блестящей черной кареты лорда Брэди отвалилось колесо в самом начале длинной подъездной дороги, что вела к усадьбе герцога, Дженис отложила книгу и готова была пройти оставшуюся часть пути пешком. Оскар же категорически возразил: нет, ей следует оставаться на месте и ждать, когда он вернется с исправным экипажем из конюшен его светлости, «потому что дочери маркиза не пристало являться пешком к парадным дверям дома герцога, как и подъезжать в простой повозке».
Из всех кучеров Брэди только Оскар пользовался привилегией высказываться так свободно.
– Я думала, вы говорили, что в сельской местности с нами ничего не может случиться, миледи, – встревожилась ее камеристка Изобел.
О Господи! Наверное, Изобел тоже присвоила себе подобную привилегию.
– Ничего особенного не случилось, – заявила Дженис, надеясь, что уверенный тон придаст силы ее словам. Месяц, проведенный в деревне, позволит ей забыть невеселое время, когда она была неприметной серой мышкой, вклинившейся между блестящей красавицей Маршей и прелестной чаровницей Синтией, которой вскоре предстоял собственный дебют в свете. – Мы с тобой можем поиграть в карты, пока не вернется Оскар, разве нет?
– Хорошо, – согласилась служанка. – Но вы не слишком сильны в картах, миледи. Мне кажется, что вам больше повезет с герцогом, если мне позволено это сказать.
– Иззи!
– Неужели вы не хотите замуж? Каждая благородная юная леди мечтала бы о таком муже, если у нее имеется голова на плечах.
– Но я хочу выйти замуж только по любви!
К чему лукавить? Дженис не прочь выйти за герцога, но вряд ли на это можно надеяться при сложившихся обстоятельствах.
Изобел сдала карты и, высунув кончик языка, принялась их разглядывать, между прочим заметив:
– Должна сказать, полюбить герцога гораздо легче, чем кого-либо еще.
– Вопрос в том, насколько готов герцог обратить внимание на такую, как я, – пробормотала Дженис. – И мы обе знаем ответ.
– Ну не надо относиться к себе слишком сурово, – возразила Изобел. – Вы очень милая и симпатичная, миледи. И у вас была куча ухажеров в Лондоне.
– Вот именно, была, – вздохнула Дженис.
Изобел громко рассмеялась:
– Возможно, вы были чересчур прижимистой, когда речь заходила о поцелуях…
Похоже, так оно и было. Дженис вытянула карту: опять черви! – и заявила:
– Все, больше думать о любви не желаю! Это слишком необъятный предмет. – К тому же целоваться ей вовсе не понравилось: скучно и глупо, – и это открытие явилось для нее тяжелым разочарованием. – А теперь давай играть в карты, пока Оскар не вернулся. Клянусь, на этот раз я тебя обыграю!
Но пятнадцать минут спустя, когда дверца кареты открылась, Дженис уже снова проиграла, а взору ее предстал вовсе не Оскар. Насколько она смогла рассмотреть сквозь завесу неожиданно повалившего снега, незнакомец был высок и широкоплеч, лет двадцати пяти. Видимо, один из грумов герцога, предположила она. На нем был отлично скроенный практичный сюртук и просто завязанный галстук. Его угольно-черные волосы, спускаясь из-под бобровой шапки, вились возле ушей, оттеняя гладко выбритый мужественный подбородок.
Неподалеку терпеливо стояла его лошадь.
Дженис резко выпрямилась и посмотрела незнакомцу в глаза, темно-синие, совсем как сапфир в кольце ее отца, в окружении густых черных ресниц. А губы… ах его губы! Будто из-под резца мастера: