Архангельская область, наша часть в лесу, притирка друг к другу, снег по колено, туалеты на улице (то есть «очки») – и это в 40-градусный мороз…
И постоянный вопрос: «Для чего все это?.. Неужели так и пройдет жизнь?»
Из армии я вышел, что-то поняв, многое пережив. И к тому же – старшиной. Снова завод. Дважды поступал на Высшие сценарно-режиссерские курсы – самое престижное обучение кинорежиссуре. Поступил. Закончил… Когда мои сценарии приняли сразу на трех студиях, я получил фантастические деньги.
Начал снимать. Мне прочили небо в алмазах – я был востребован. Моим «кинопапой» был Юрий Клепиков (потрясающий сценарист: «Пацаны», «Не болит голова у дятла», «Взлет»).
Моей «киномамой» – Фрижетта Гукасян, легендарный редактор «Ленфильма» и редактор всех фильмов Германа старшего, Арановича, Динары Асановой.
Я работал с лучшими режиссерами и сценаристами, и жизнь, казалось, получается…
Но решил уехать в Израиль.
Я, жена, сын и три чемодана приземлились в Израиле 3 июля 1990 года в страшную жару.
Из Питера с Невой и набережными – в Ашдод, город, построенный на песках. Началась новая жизнь.
Думал, что уж кино-то точно не буду заниматься, но через два месяца начал снимать на центральном телевидении… И потом пошло-поехало. Не просто.
Со слезами от усталости и ностальгии – первый год. Потом прошло. Получил 12 международных призов как режиссер, израильский «Оскар» – за лучший сценарий.
В сумме наснимал около 80-ти документальных фильмов, по моим сценариям поставили 11 игровых фильмов…
В общем, прославился. И стал тут академиком кино и преподавателем…
Но оказалось, это – не самое главное.
Самое главное – я понял, для чего живу. И это – не кино.
Об этом и пишу.
/ братьев своих ищи /
Шел 1964 год.
Мне было семь лет.
Неделю назад я ударил мальчика по лицу.
Очень переживал, точно понял, что драться – это не моя природа.
И вот, когда чуть улеглось, родители сообщают: приезжает дядя Илья.
Дядя Илья был легендарной личностью у нас в доме.
Сокурсник родителей (они вместе учились в МЭИ), он исчез со второго курса.
Оказалось, что он – шпион.
Родители сначала боялись о нем говорить и даже думать.
Потом стали искать.
Получили сообщение, что он расстрелян.
И вдруг через пятнадцать лет из Мурманской области, из города Кандалакша, приходит письмо, что он жив и что будет через неделю.
Как же счастливы были мои любимые родители! Как же они ждали его! Как готовились!
Однажды за завтраком мама сообщила, что дядя Илья за ней даже ухаживал. Да, представьте себе! Он был красавец: блондин, метр девяносто пять, глаза – карие, глубокие, как лесные озера… Умница он был! Поэт!
– Вот – мама показала фотографию – на ней с одной стороны ее обнимал действительно красавец Илья, а с другой стороны – мой папа. Худой, вихрастый и очень добрый.
– Но я папу ни на кого не променяю, – сказала мама и положила голову ему на плечо.
– Наш Илюша ничего не боялся, – сказал мне папа. – Хотя это неправильно – ничего не бояться… Вот что из этого вышло.
За день до его приезда начали активную подготовку.
В доме запахло фаршированным карпом, жаркое домашнее подходило.
Оказалось, что у нас с дядей Ильей одни и те же вкусы.
В общем, было здорово, что он приезжает.
И вот оно – утро 18-го мая. Как сейчас помню.
Я просыпаюсь от голосов в передней…
Выбегаю.
Отец обнимает человека…
Мама, испуганная, стоит у стены.
Руку держит возле рта.
Папа отходит в сторону.
– Ну, вот он, наш Илюша, – говорит папа.
Стоит человек. Согнутый, словно горб у него под пиджаком, и одно плечо выше другого. Глаза с пеленой какой-то и застывшей болью.
Лицо в глубоких оспинах, да еще шрам на шее…
Стоит, смотрит на маму. И говорит:
– Ну, что, Роза, – говорит, – не узнаешь? Это я…
– Илюша! – говорит мама. – Господи, Илюша!.. Что они с тобой сделали?!
И шагает к нему навстречу. Как падает.
Так они и стоят, обнявшись.
А папа ходит вокруг, хлопает Илюшу по плечу и всхлипывает.
– А мы тебя искали, Илюша, подавали запросы повсюду… Сказали, расстрелян… А ты – вот он, живой!
– А у нас твоя любимая рыба и жаркое, – говорит мама, отстраняется, словно боится смотреть на дядю Илью. – Ты жив, Илюша, а это самое главное.
Дядя Илья снимает куртку и тут видит меня.
– А