И росток пробился позднее. Ефремов запомнил даже дату: двадцать пятое июля.
Антон прекрасно мог восстановить события того вечера у знакомого, но только в общих чертах. Правда, на память не жаловался. Жизнь исследователя бездонных глубин космоса не позволяла расслабляться мозгу, держала его в тонусе, а тут раз – и как отрезало. Мысли окутало туманом неопределенности. Или еще одно сравнение: удар молота по разноцветной витрине, осколки засверкали, разлетаясь. Они отказались собраться в понятную картину. И алкоголь, разливаемый щедрой рукой старого знакомого на домашней вечеринке, не причем. Ефремов всегда сохранял трезвый ум независимо от винно-водочной экспансии на организм.
Итак, на междусобойчике Антон, разглядев его среди прочих гостей, решил сойтись ближе. Всегда элегантно одетый знакомец и сейчас не изменил себе. Как же звали знакомца? Звали его Анатолием. Фамилия? Да какая-то хитро вывернутая. Не русская. Антон попытался растормошить память, но она ответила глухим молчанием, выпустив на свободу лишь запечатленные ощущения.
Что тогда было? Тогда Анатолий держался холодно. Да и Антон не хотел вплетать в нить своей судьбы этого странного человека, потому как повелся на шепот со стороны: «Ефремыч, он – вещь в себе, ящик Пандоры, так сказать. Осторожней с ним. Чокнутый, кажется». И пока так и казалось. Дистанция создавала флер таинственности и легкой невменяемости, а особенно после той фразы о волшебнике. По какому поводу и зачем фраза вдруг была брошена и стала гулять средь желающих позубоскалить, неизвестно, но стена настороженности выросла тут же.
Антон отбросил все слухи, потому как понял: новый знакомец не лез вон из шкуры, чтобы завоевать доверие. Обычный человеческий интерес был, да, но не более. Или, действительно, Анатолий не проявлял интереса и считал Ефремова блеклым эпизодом своей жизни, или делал вид.
Окунувшись в воспоминания, Ефремов пропустил момент, когда Анатолий подошел, правильнее сказать, он вырос из-под земли.
Когда кончилась музыкальная композиция, «волшебник» произнес:
– Здравствуйте, господин Ефремов.
– Здравствуйте. Но мне не нравится ваш тон. Почему на «вы»? Вроде как знакомы?
– Проклятая интеллигентность.
Анатолий улыбнулся.
Заиграла новая мелодия. Гости продолжили веселиться. Анатолий повернулся к танцующим и, потягивая жидкость малинового цвета из тонкостенного стакана, закивал в такт ритму. Он разглядывал публику, но Антон знал этот блуждающий взгляд, скрывающийся за ширмой отрешенности. За ширмой прятался интерес. Как шулер, ухитрившийся спрятать в рукаве запасную колоду, наверно, Анатолий просчитывал варианты будущих ходов в партии под названием «беседа». Наконец, он, стараясь говорить громче, произнес:
– Хорошо. Антон. Мне кажется, вас… Тебя что-то смущает или волнует. И это не я. И не дистанция между мной и тобой. Но не об этом сейчас. Не буду играть в психоаналитика, а то свалюсь в пошлость. Просто не люблю фальшиво-доверительных разговоров. Чувствую себя неуютно. Хотелось просто поболтать. Может, найдем тихое место и поговорим? Ты как?
Антон кивнул.
По его разумению так и случилось, так они остались наедине, но тот мостик, построенный Анатолием, казалось, был построен иначе. Казалось? Присутствовали другие детали. «Не мог же я так быстро согласиться?», – задал себя вопрос Ефремов, но как ни тщился извлечь из темных закоулков сознания эти иные детали, толкнувшие его кивнуть в ответ, ничего не получилось.
Они поднялись в комнату, прикрыли ее и расположились в креслах. За немассивной дверью ухала басами музыка.
Возвращаться в гвалт не хотелось, хотелось немного отдохнуть от него, поэтому Антон предусмотрительно взял выпивку и два стакана. В голове приятно шумело, и мир вокруг воспринимался не до конца народившимся чудом, еще была далека грань, за которой он превращался в неведомый хаос.
Разлили алкоголь по стаканам.
– Ты не любишь откровенных разговоров, сам сказал. Так? – спросил Антон.
– Да. Панибратство не люблю. Его никто не любит. – Он сделал глоток. – А дело лишь в том, что мне интересна твоя деятельность. Вот только как подойти к разговору на эту тему, честно скажу, не знаю. Я краем уха слышал о…
– Поиск внеземного разума?
– Да.
Антон хмыкнул. Он не стал говорить о том, что на протяжении многих лет, занимаясь дешифровкой сигналов из космоса, потерял надежду и веру. Хотелось бы работать над чем-нибудь приземленным. Вселенная, в которую правительство вбухивает средства, молчит. Уже угас энтузиазм, и выплыли на первый план парадокс Ферми, гипотеза зоопарка и прочее.
– А ничего интересного, – задумчиво произнес Антон. – Великое безмолвие космоса усмиряет энтузиастов от науки. То бишь, в том числе и меня. Я понимаю, ты судишь как простой обыватель. Космос – тайна, а всегда хочется верить в сверхъестественное. Пощекотать