© О. Александрова, перевод, 2014
© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014
Издательство АЗБУКА®
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес, 2014
1
«Вальтер P-38» времен Второй мировой смотрится нелепо на кухонном столе рядом с миской овсяных хлопьев. Будто очередной артефакт из фантастической книжки в стиле паропанк. Но если присмотреться повнимательнее, то на рукоятке можно увидеть крошечную свастику, а на стволе – маленького орла.
Я снимаю этот натюрморт на айфон, ведь фото вполне сгодится и как вещественное доказательство, и как образец современного искусства.
Рассматривая снимок на экране, я смеюсь до упаду, так как современное искусство – это полный отстой.
Словом, я хочу сказать, что миска с хлопьями и «вальтер» рядом с ней вроде ложки вполне потянет на современное искусство, да?
Отстой.
Но ужасно смешно.
Если честно, то в некоторых музеях я видел кое-что и почище, типа белоснежного холста с одной-единственной красной полоской.
Как-то раз я сказал герру Силверману[1] насчет того бело-красного полотна, что так каждый дурак может нарисовать, даже я, а он ответил этим своим наставительным тоном:
– Но ты же этого не сделал.
Пришлось признать, что тогда он здорово срезал меня, поскольку был абсолютно прав.
Виртуозно заткнул мне пасть.
Итак, перед смертью я стану автором образчика современного искусства.
Возможно, они выставят мою картинку из айфона с натюрмортом из овсяных хлопьев и нацистским пистолетом в Филадельфийском художественном музее.
Назовут ее «Завтрак убийцы-подростка» или как-нибудь еще поприкольнее.
Зуб даю, в мире искусства эту новость воспримут на ура.
И сие произведение современного искусства меня тут же прославит.
Особенно после того, как я убью Ашера Била, а затем застрелюсь[2].
Произведения искусства моментально поднимаются в цене, стоит только их автору выкинуть какой-нибудь финт: или отрезать себе ухо, как Ван Гог, или жениться на своей малолетней кузине, как По, или, подобно Мэнсону, заставить своих последователей убить известную личность, или, как Хантер С. Томсон, завещать развеять его прах из пушки и застрелиться, или, подобно Хемингуэю, разрешать матери одевать себя точно маленькую девочку, или носить платья из сырого мяса, как Леди Гага, или терпеть чудовищные обиды и в результате убить своего школьного товарища, а потом застрелиться самому, что я и планирую сделать сегодня днем.
Мое убийство-самоубийство сделает «Завтрак убийцы-подростка»[3] бесценным шедевром, ведь, по мнению публики, художники должны отличаться от обыкновенных людей. А вот если ты скучный, милый и нормальный, каким я, собственно, и был до сегодняшнего дня, то ты не достигнешь особых высот в художественном классе средней школы, и самое большее, что тебе светит, – на всю жизнь остаться второразрядным художником.
Неизвестным широкой публике.
Забытым.
Это каждый знает.
Каждый.
Поэтому вся фишка в том, чтобы сделать нечто такое, что позволит тебе выделиться из общего ряда.
Нечто значительное.
2
Я заворачиваю подарки на день рождения в розовую оберточную бумагу, найденную в стенном шкафу в холле.
Честно говоря, я не планировал заворачивать подарки, но мне хочется придать сегодняшнему дню оттенок торжественности, праздничности, что ли.
Я не боюсь, что люди решат, будто я голубой, так как мне, в сущности, начхать на мнение других по этому поводу – вот почему я и не имею ничего против розовой бумаги, хотя и предпочел бы другой цвет. Возможно, черный был бы в данном случае уместнее с учетом того, что вскорости должно обнаружиться.
Заворачивая подарки, я чувствую себя точь-в-точь как малыш в рождественское утро.
Чувствую себя в некоторой степени правым.
Я проверяю предохранитель и укладываю заряженный «вальтер» в старую кедровую коробку из-под сигар, которую сохранил в память об отце: он обожал курить контрабандные кубинские сигары. Чтобы ствол не бултыхался в коробке и невзначай не выстрелил прямо мне в задницу, обкладываю его старыми носками. Коробку тоже заворачиваю в розовую бумагу, дабы ни у кого не возникло подозрений, что я пронес в школу пистолет.
И даже если – уж не знаю почему – директор начнет сегодня выборочно проверять рюкзаки, я могу сказать, что это подарок другу.
Розовая оберточная бумага собьет их с толку, так как отлично маскирует опасность, и только круглый дурак может попросить меня развернуть прекрасно оформленный подарок, предназначенный другому.
До сих пор в школе еще