– Бабуля! – кричу я снова и не получаю ответа. Дверь по-прежнему заперта.
Ботинок скрипит о последнюю ступеньку на моем пути, и я едва перебарываю желание облегчить себе задачу. Ведь можно просто приклеить край двери к стене паутиной…
Жалея, что не получится воспользоваться способностями Человека-Паука, я вздыхаю и пользуюсь способом для обычных людей: аккуратно опускаю коробку на скрипучий пол и поворачиваю ручку двери.
Как Майлз.
В комнате, куда я попал, пахнет старинной мебелью, которая наверняка старше меня, и только что заваренным кофе (на столе стоит банка кубинского кофе). Ставлю коробку на стол и прячу руки в карманы свитера – здесь холодно. Большая часть жителей Нью-Йорка с радостью включали бы отопление при первых признаках осени, но только не моя бабуля (в знак неодобрения этой привычки покачиваю головой) – она не признает отопления до первых дней декабря.
– Мы ведь не украшаем дом к Рождеству, пока не справили День благодарения, – делится она мудростью.
Я осматриваюсь. На стенах почти везде теснятся пыльные фотографии: вот моя мама широко улыбается в мантии выпускницы. На другом снимке она держит на руках совсем маленького меня. Дальше – свадебная фотография моих родителей.
На нее я смотрю с печальной улыбкой, в груди что-то сжимается от боли. Я киваю и шепчу:
– Она приехала, папа. Мы в хороших руках.
– Майлз, это ты? – из коридора донесся хрипловатый старческий голос и отвлек меня от мыслей. Я слышу, как по ковру шаркают ноги в тапочках. – Ты уже поднялся. Это, значит, последняя коробка? – спрашивает бабуля. Она подходит и обнимает меня за плечи, в ответ я наклоняюсь и прижимаю бабушку к себе.
– Осталась еще одна. Мама принесет, – отвечаю с улыбкой. – Вот мы наконец и въехали.
Я еще не успел договорить, а бабушка уже доставала из отделения под духовкой сковородки и котелки.
– Куда ж я подевала?…
– Может, тебе помочь? – предлагаю я.
– Нет-нет, – уверенно отказывается она. С другого конца стола я вижу лишь ее руку, которой она отмахивается от моего предложения. – Может, у меня и старые кости, но неужели я плантаны сама не пожарю? А ты со своими крепкими косточками лучше коробки распакуй. Вот это будет помощь.
Бабушка наконец выпрямляется – в руке у нее огромная сковорода – и смотрит на меня.
– Спасибо, внучек, – говорит она с теплотой, хотя в комнате ужасно холодно. Бабушка похлопывает меня по щеке. – Хороший мой мальчик.
Я улыбаюсь в ответ и кладу ладонь на ее пальцы.
– Ты так на него похож, – произносит бабушка задумчиво и отстраненно. – Глазки папины. – Она опускает руку к моей груди и легонько похлопывает. – И его сердце.
Я теряюсь, не зная, как отреагировать, и просто киваю. После гибели отца меня часто с ним сравнивают: «Ты так на него похож»; «У тебя грубеет голос, становится прямо как у отца»; «Я сначала принял тебя за Джеффа».
Я оглядываюсь на свадебное фото мамы и папы. Отец стоит в униформе с кепкой, лицо его серьезно, но светится гордостью оттого, что он стоит рядом с мамой.
Они на фото такие счастливые.
– Ну вот и все! – восклицает мама, заходя в квартиру с очевидно тяжелой для нее коробкой. Я спешу ей помочь.
– Отпускай, мам, я держу, – требую я, подхватывая коробку за дно.
– Фух! – мама с облегчением отдает вещи и запирает дверь. – Это последняя. Хотите пиццу?
– Рио, я уже залила масло в сковороду, буду готовить тостонес! – кричит из кухни бабушка.
– Для них у нас место тоже останется, мама. Уверена, Майлз не откажется ни от того, ни от другого.
Я просто умираю от голода, и, когда слышу про пиццу, желудок протяжно урчит, а я отчаянно киваю в знак согласия. Сажусь на высокий стул.
– Тостонес как раз хорошо пойдут перед пиццей, бабуль. Честное слово, я готов умять всё.
– Что ж, – говорит бабушка со вздохом, вытирая руки о фартук. – Ты всегда любил пиццу, Майлз, да и по Бруклину скучаешь, наверное. Но тут, в Гарлеме, есть свои чудесные пиццерии. Рио, будешь заказывать – звони в «Алессандро».
Бабушка отбирает три огромных овощных банана из чашки на столе, берет нож для чистки и идет со всем этим к разделочному столу рядом со мной.
Мама кивает:
– Какую хотите?
– Ох! – я так тороплюсь заказать, что даже не успеваю понять, чего хочу. – Мне «Пепперони» с оливками! – Эта пицца возвращает меня в детство. Когда у меня выдавался тяжелый день в школе или у папы были сложности на работе, он всегда приносил пиццу с пепперони и оливками из ресторанчика в Бруклине.
Переезд – дело непростое, а значит, и эта пицца будет как раз к месту. Я поднимаю глаза на маму и пытаюсь угадать, думает ли она о том же. Она набирает