Я в шумном, скрипучем автобусе
Еду в незнакомое место,
Толпятся дети, волнуются родители,
Абсолютно новый для меня мир.
Мамочка, где ты была?
Первый раз пришла домой в слезах,
Мишень детских насмешек,
Их слова жалят в самое сердце,
Я так надеялась на утешение,
Но ты хранила молчание.
Я вижу тебя на старых фотографиях,
Но в моих воспоминаниях тебя нет,
Я не помню, как ты меня нянчишь или утешаешь,
Ни одного особенного момента, где мы с тобой только вдвоем,
Не помню ни запаха твоего, ни прикосновения.
Помню цвет твоих глаз
И застывшую в них боль –
Эту боль ты обычно прятала, как столько всего еще,
Под маской, за которую я не могла проникнуть.
Ты смотришь, но меня не видишь.
Твое тепло никогда не согревало сердце той маленькой девочки.
Почему мы потеряли друг друга, Мамочка?
Где ты была?
Это из-за меня?
Предисловие
В жизни не так много настолько же глубоких переживаний, как те, что мы испытываем к нашим матерям. Некоторые их корни теряются в темных тайниках доречевого опыта. Ветви расходятся во все стороны: одни несут дивные, пропитанные солнцем моменты, а другие обломаны, с острыми и неровными сучьями, за которые мы постоянно цепляемся. Мать – непростая тема.
Как на культурном, так и на психологическом уровне наши чувства к матерям часто противоречивые и смешанные. Мама и яблочный пирог[1] – мощные символы, почитаемые в нашей национальной культуре, но игнорируемые в национальной политике, что отражено, например, в нашей скудной по сравнению с другими развитыми странами политике в отношении отпусков «по семейным обстоятельствам»[2]. Если бы мы действительно серьезно относились к материнству, мы бы предоставили матерям больше финансовой и социальной помощи, а также больше возможностей для получения образования. Сейчас же ситуация крайне шаткая.
Мы, взрослые, хорошо об этом осведомлены. Мы знаем, что матерей следует почитать, и понимаем, что матерей часто воспринимают как должное, а приносимые ими жертвы недооцениваются. Но тем не менее многие из нас втайне (и не совсем втайне) не удовлетворены тем, что получили от своих матерей, и раздосадованы, что те не смогли обеспечить нас всем необходимым. И теперь мы за это расплачиваемся.
Это чувствительные вопросы для матерей и для всех нас. Кажется, что те, кто боится критиковать своих матерей, готов критиковать тех, кто позволяет себе осуждать свою мать. Таким образом такие люди снимают с себя ответственность за свои страдания. Хотя я и не отрицаю того, что некоторые используют обвинения, чтобы отвлечься от главного, потому что не могут взять на себя ответственность за непростую задачу по исцелению. Я, как психотерапевт, чаще сталкиваюсь с огромным чувством вины и сопротивлением, которые необходимо проработать для того, чтобы прекратить защищать своих матерей. Будто даже наедине с собой мы боимся критиковать их. Мы защищаем образ матери внутри себя, защищаем наши хрупкие с ней отношения путем отрицания всего, что могло бы его расшатать, и защищаем себя от разочарования, злости и боли. В последующих главах я объясню, почему многие не рискуют обнажить болезненную истину о своих матерях и не готовы иметь дело с тем, что это за собой повлечет.
Любые отношения, как, например, отношения матери и ребенка, сложные, они непременно включают в себя и любовь, и ненависть. Большинство детей младшего возраста, когда их потребности или желания ущемляются, испытывают злость, хотя многие и не посмеют этого выразить; их связь с мамочкой чересчур хрупка. Все дети чувствуют любовь к матери, даже если они эту любовь похоронили или отгородились от нее стеной. Как красноречиво описал в своем сборнике исследований по теории привязанности клинический психолог Роберт Карен:
На деле все дети, даже подвергавшиеся жестокому обращению, любят своих родителей. Это врожденное свойство ребенка. Они могут быть обижены, разочарованы, втянуты в деструктивные уклады бытия, которые блокируют любую возможность добиться такой желанной ими любви, но при этом будут испытывать привязанность, привязанность тревожную, но все равно любить. С каждым годом любовь может становиться все более труднодостижимой; с каждым годом ребенок может отвергать свое желание связи все более твердо; он может даже отречься от своих родителей и отрицать, что хоть немного их любит; но любовь жива (так же, как и стремление деятельно ее выражать и однажды вернуть), невидимая, как раскаленное солнце[3].
Слова Карена дают некоторое представление о сложности этих отношений. Никто не может избежать желания материнской любви.
Материнство – очень болезненная тема и для самих матерей.