© Александрова Т. Л., 2013
© Оформление. Издательство Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2013.
Книга опубликована в авторской редакции
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Часть I. Счастье в Сурренте
1
На очередных неаполитанских Августалиях [1], завершившихся в день накануне августовских ид в пятнадцатое консульство[2] цезаря[3] Домициана, поэт Публий Папиний Стаций одержал блистательную победу, выступив с чтением своего стихотворения об установленной на римском форуме конной статуе ныне здравствующего принцепса[4], и был удостоен высшей награды – серебряного масличного венка. Однако к своему триумфу Стаций отнесся весьма спокойно – это было то ли сдержанное удовлетворение мудреца, то ли усталое облегчение человека, вынужденного доказывать очевидное.
Августовское солнце палило нещадно, и тонкий тканевый навес, натянутый над пространством театрального полукружия, не мог сдержать властной силы Гипериона, уверенно ведшего по небесным путям пылающую колесницу. После всех церемоний, медленно пробиваясь к выходу сквозь людской поток и продолжая получать поздравления, Стаций чувствовал себя крайне утомленным. Он не любил толпы. Пребывание среди множества тел, в каждом из которых душа запрятана слишком глубоко, чтобы разглядеть ее, всегда оказывало на него гнетущее воздействие. Вот и сейчас у него пересохло в горле, пот струйками стекал по спине, губы и щеки онемели от вынужденных улыбок, а в глазах рябило от мелькания чередующихся лиц. Как во сне проплыло перед Стацием подвижное лицо вечного его соперника Валерия Марциала, на этот раз побежденного, но решившегося выдержать хороший тон и поздравить победителя, к которому он никогда не испытывал симпатий. Впрочем, досада и огорчение слишком явно читались в его глазах, и слова учтивости прозвучали тускло, не зацепив внимания триумфатора. Стаций так и сжимал в запотевшей руке свою драгоценную награду и уже подумывал, как бы передать ее рабу-нотарию[5], вплотную следовавшему за ним, но вдруг его размышления прервал сочный и как будто из прошлого донесшийся голос:
– Публий, сын Стация! Прими и мои поздравления!
Обернувшись, он увидел перед собой улыбающееся, добродушное лицо и сразу узнал Га я Поллия Феликса, которого не видел лет двадцать, со времени своего переезда в Рим. Да, несомненно, это был он! Лицо его, всегда широкое, стало еще шире, хотя он совсем не производил впечатления толстяка, а коротко стриженные волосы казались присыпанными мукой. Поллий был старше Стация года на три – четыре, соответственно, он уже, должно быть, завершал свое десятое пятилетие.
– Приветствую и благодарю тебя, Гай, сын Поллия! – в тон ему ответил Стаций, впервые за этот день улыбаясь от души. Так когда-то звали их друзья и знакомые, чтобы отличить от отцов: Стация, известного в Неаполе поэта и ритора[6], содержавшего прославленную школу, в которой обучалась наиболее даровитая часть местной молодежи, и Поллия, одного из путеоланских декурионов, богача и благотворителя. Гай, сын Поллия, учился некогда в школе Стация-отца и был в приятельских отношениях с сыном Стация Публием.
– Знаменательная встреча! – весело продолжал Поллий, левой рукой беря Стация под локоть, а правой вполне успешно раздвигая сгустившуюся перед ними толпу. – Дорогие сограждане, пропустите поэта! Он достаточно радовал вас, дайте ему отдых! Кстати, куда ты намерен направить стопы, о победитель?
– Я мечтаю поскорее вернуться в город, – ответил Стаций, вступая в плотную тень арки и вздыхая с некоторым облегчением. – Остановился я, по обыкновению, у тетушки, немного переведу дух – и, как только спадет жара, – в путь. Надо обрадовать жену. Клавдия плохо переносит путешествия в это время года, поэтому не поехала со мной. Но сердцем вся здесь, я чувствую!
– О, жены, несомненно, властвуют над нами! – вновь засмеялся Поллий. – Я бы не посмел препятствовать твоему намерению, если бы не настойчивая просьба моей собственной жены, которая очень хочет познакомиться с тобой. Она просила пригласить тебя к нам на нашу суррентинскую виллу.
– Не хотелось бы тебя огорчать отказом, но, боюсь, мне это не по силам. До Суррента часа три-четыре езды, да по самому пеклу… Да, возьми и смотри, держи крепко! – Последние слова были обращены к нотарию Клеобулу, которому Стаций наконец-то сумел отдать хрупкий венок.
– За кого ты меня принимаешь, друг? – притворно возмутился Поллий. – Неужто я решился бы предложить