Я любовался своим последним танцем, падением к подножью смерти. Волосы цвета выжженной пустыни, подобно водорослями, ритмично раскачивались в такт с музыкой водного царства, сомкнутые веки бледно-голубых глаз, открытый безмолвный рот, переставший извергать пузырьки, трехдневная щетина, плохо скрывающая шрамы и увечья.
Во мне не было ни жалости, ни боли, ни пустых переживаний. Я спокойно взирал, как тело опустилось на дно озера, подняв взвесь ила, и ждал неминуемого конца.
Потом закрыл глаза – и меня поглотила тьма.
Воскрешение
Тьма рассеивалась.
Свет проникал через мои полуоткрытые глаза, которые кроме пелены тумана ничего не различали.
Ослеп перед Ликом Божьим, подумал я и в тоже мгновение услышал мерный плеск волн, посвистывание воздуха и чье-то усталое дыхание, приближающееся и удаляющееся как прибой.
Если в первые секунды пробуждения я мог спокойно дышать и слушать окружающий меня мир, то потом стал задыхаться, грудь клокотала и словно разрывалась изнутри.
От нестерпимой боли дымка в глазах начала рассеиваться и я увидел помимо синевы небес очертание девушки с мокрыми рыжими волосами, скрывающими лицо и ниспадающими на обнаженную спину, груди и руки, которые судорожно надавливали на мою грудную клетку.
Она шептала. Считала. Раз, два, три…
Я чувствовал её нежные губы и врывающийся поток теплого дыхания, которое выжигало легкие.
Вода потоком вырвалась из легких. Грудь со сломанными ребрами вздымалась и опускалась, насыщаясь живительным воздухом.
Пока я жадно набирал воздух в легкие и пытался унять накатывающийся кашель, обнаженная дева устремилась вдаль, подальше от меня, забралась на пришвартованный к берегу озера скалистый выступ и перед тем, как юркнуть под воду, посмотрела в мою сторону и махнула белоснежной рукой. Мне показалось, что ее юное тело поблескивало на солнце подобно озеру во власти солнечного света, а большие синие-синие глаза словно подсвечивались, заставляя мое сердце биться учащеннее.
Спасибо, про себя сказал я то ли девушке, то ли видению, продолжая цепляться за жизнь, в которую не верил.
Я умер.
Умер!
И точка.
Все это видение.
Мираж.
Ты в аду, думал я, и будешь каждый день тонуть и задыхаться. Задыхаться и умирать.
Такова кара.
Ходьба по лесной местности отрезвляла.
Босые ноги, сбитые в кровь и сломанные ребра, подсказывали, что я все еще живой и могу чувствовать. Мысли о смерти, об аде и прочих загробных делах быстро улетучились из головы.
Я, озираясь, шел вблизи тропки до боли знакомых частных владений, где процветала преступная деятельность – десятки неугодных и неверных клиентов братьев Воробьевых, они же мои добродетели, были закопаны, сожжены и утоплены в здешних мирных краях. Братья были принципиальны, когда это касалось их денег. Взял в долг – отдай в срок, не отдаешь – готовься к необратимым последствиям: побои, угрозы, уничтожения имущества и финальный аккорд с обязательной кровавой расплатой, о которой будет знать каждый, кто в теме, кто должен братьям или кто еще думает взять у них в долг.
Я знал братьев. Знал их незыблемые правила. Знал их зверские выходки и не менее зверские расплаты, которыми они гордились. Но все равно пошел на неоправданный риск и взял в долг, чтобы придти к закономерному финалу – они убили меня.
Почти убили.
Извне, из расщелины глубин озера, выплыла морская богиня, ослепляющая своей красотой и чистотой, и спасла меня, по сути, падшую душу и вновь исчезла в водной стихии, оставив тысячу вопросов в моей затуманенной голове.
Бред, такого не может быть взаправду, это несерьезно и глупо, рассуждал я и сразу задавал сам себе вопросы. Тогда кто вытащил тебе на берег, явно ты был на это не способен, и выполнил искусственное дыхание?
Я остановился, спрятался в кустах бузины, когда подошел к гостевому домику. К нему был припаркован черный пикап с прицепом. Пассажирская дверь была открыта, вырывались голоса братьев и танцевальная музыка.
Они вышли из машины.
У одного в руках – охотничье ружье, у другого – несколько бутылок дорогого вискаря.
Сейчас будут пить, пока не потеряют сознания, свиньи!
– Что сказала Лариса?
– Все в ажуре. В течение тридцати минут все организует.
– Умелая баба.
– Просто не любит расстраивать нас.
– Еще бы.
Старший, его звали Николай, высокий и здоровый, с телосложением атлета, бритый