Весна. Большая вода. Максим Евгеньевич Корабельников

      В тот год весна пришла раньше обычного. Аномальное тепло привело к половодью, которое обычно ждем мы в мае и как правило к нему готовы. В этот же раз оно застало нас в расплох. Особенно соседку Люсю, чей дом был буквально рядом с моим, а на картине они как раз таки по центру разлива речушки Шустрая. Рыжеволосая хулиганка, лет семнадцати отроду, абсолютно голая и почему то с ранцем за спиною, коим она зацепилась ручкой за торчащий в стенке гвоздь, висела на внешней стороне дома и болтая ногами и руками звала свою мать. Потом отца. Когда же увидела забирающегося на крышу меня, прикрыв одной рукой грудь, а второй разжав пальцы в руке, поднесла их ко рту и свистанула.

      – Дядя Вань, помогите.

      Честно сказать я малость пришалел от данного мне вида и вскоре потеряв равновесие кубарем слетел по пологой крыше прямо в воду.

      Люську эта ситуация привела в восторг.

      – Ну вы дядь Вань артист.

      – Кто? Я то?

      Сплюнув в воду и гребя к повешенной, я старался не смотреть на срамоту малолетнего чада, но это было невозможным. Такое не каждый день увидишь, да и сам стан был давольно таки аппетитным.

      – Прикрой калитку, Люська. Глаза горят ей богу.

      – Не могу, дядь Вань. Лямки руки к верху тянут.

      Добравшись до Люськи, я обхватил её за холоднющую задницу и пытаясь приподнять попал в засаду. Мелкая оторва закинула на плечи ноги и скрестив их за моей спиной вжала моё лицо в своё чарующее богатство.

      – Ой, дядь Вань, простите, это у меня судорога.

      – мммм ммм мм ммммм.

      Я тщетно пытался выразить свое недоволство утопая губами в местах куда глядеть боялся. И, вскоре, поняв, что сопротивлением я только усугубляю ситуацию со своим удушением, я пошел к обратному. Не вырываясь, а наоборот углубляясь в девичьи секреты, я действительно почувствовал некое послабление. Разжатые ноги меня абсолютно не держали, можно было просто их скинуть одним легким движением, но распаленные в секунды плена – страсти, просто не давали мне это сделать. Из плена физического я перекочевал в заточение более сложного характера. Я был пленён душевно. Всей своей мерзкой великовозрастной душой одинокого тракториста, абсолютно позабыв о моралях и чести, я утопал в весеннем казусе, нагрянувшего в мою жизнь так же внезапно, как и паводок о котором писалось выше. Своими губами и языком я сливался с её промежностью, и утопая там всё глубже и глубже, напрочь потерял над собой контроль. Паводок снизу, паводок сверху, паводок всюду.