Сергей шёл на танцы в клуб воинской части, что расположилась на окраине его родной станции со странным французским названием Болонь, и был в отличном настроении. Хотя, надо заметить, что ничего французского в названии не было. Перевод с нанайского языка звучал довольно романтично – «Озеро осенних рек». Когда-то Серёжке объяснили, что «осенние реки», это реки, куда осенью на нерест идёт кета.
«Поэтичный народ нанайцы», – подумалось тогда Сергею.
А вечер начинался неплохо, и обещал весёлого продолжения. Накануне они ещё загодя у родителей его друга Мещерякова Андрея, в простонародье отзывавшегося на прозвище Мещеряк, отлили из алюминиевой молочной фляги два литра браги. Недостачу предусмотрительно восполнили чистой водой. Бражка по виду и вправду напоминала молоко. Такого же парного цвета, только в отличие от продукта из-под смирной Бурёнки, она шипелась пузырями, и била в нос мелкими брызгами газа.
– Все девки наши! – довольно заключил Андрюха, закрывая банку капроновой крышкой, и ухмыльнувшись, добавил, – да и батя не сопьётся. Градус то мы ему поубавили.
«Это уж точно, – усмехнулся про себя Серёжка, – градус там действительно уже не тот». Он знал, что данная процедура проделывалась уже не впервой.
Парни на свете жили долго, уже без малого по шестнадцать с лишним лет. И по личному опыту знали совершенно точно, что перед танцами следует пить именно бражку.
– Она сладкая зараза, и закусывать не надо, – довольно ухмыльнулся Мещеряк.
Серёга поначалу отнекивался. Спиртное ему было как-то не очень, не привык ещё что ли? Но после того, как он несколько раз пообтирал затылком клубные стены, понял – пить надо. Выпивка, это кураж, а без куража какие же могут быть танцы? Так, не-приведи-господь-что.
Не доходя до клуба, они встали под тень деревьев. Пили, по очереди приникая к широкому стеклянному горлышку. Мутная приторность вязко растекалась по судорожно сжимавшемуся горлу. Пилось нехотя, поэтому приходилось кхэкать, и прерываться. Но долг требовал, и мучения кончились, когда язык ощутил неприятную скользкость дрожжевой жижицы.
Отдыхиваясь, немного постояли. Андрюха жестом залихватского курильщика выщелкнул из жёлтой пачки болгарского «Интера» сигаретину, и протянул её другу.
– Не-е, – передёрнувшись, замотал тот головой, – меня сейчас и так стошнит.
Серёга не курил всю свою жизнь. Это дело он не любил ещё больше выпивки.
– Ну, чё, пойдём бикс снимать? – подражая старшим парням, ловко выплюнул окурок Мещеряк, и развязным голосом добавил, – а то «клубные» без нас всех расхватают.
А Серёга не к месту вспомнил как ещё в первом классе, старшие парни на сеновале «узла поселковой связи» учили их с Андрюхой ругаться матом, курить и пить брагу. Как, там же они весьма доходчиво поясняли, что и как следует делать с противоположным полом. Мещеряк оказался учеником способным. А вот Серёжке все эти науки были неприятны, и они в нём как-то не прижились.
Он очень любил читать. А у книжных героев кодекс чести был совершенно иным, и нравился юноше гораздо больше. Гордые английские рыцари, задиристые мушкетёры короля и сумевший не растерять своего благородства капитан Блад.
Больше всего ему не нравилось, что о всех девчонках отзывались как-то не очень хорошо. На его взгляд среди них были очень даже ничего. Например, Иринка Козлова. Она была своей в доску. Ещё по детству Серёжка помнил, как наравне с ними, пацанами она на стареньких лыжах сигала с трамплина. И это несмотря на расхожее мнение, что все отличницы ябеды и зубрилы. Так что не все девчонки зануды и трусихи.
Но сейчас он мог горы свернуть.
– Пошли! – также дерзко пошатнулся он.
– Чё дрищи алюрские припёрлися? – совсем не ласково встретил их клубный предбанник прокуренным голосом одноклассника и закоренелого двоечника и неприятеля по жизни Юрченко Витьки, по-простому Юрчи.
– Тебя забыли спросить! – вызывающе цвыркнул через губу Мещеряк.
– Чешите на танцы в свою воинскую часть, а здесь сегодня клубные отдыхают! – нахально сверля их глазами, ухмыльнулся Юрча, и, повернувшись к подобострастно гыгыкающим прихлебателям, радостно сообщил. – Лафа мужики, алюровских сегодня будем бить!
– И как мы промухались, – шепнул другу Андрей. – Сегодня же и вправду в «Части» танцы.
– Тебе что места мало? – примирительно произнёс Серёжка, не собираясь отступать перед Юрчиной наглостью.
Вот этого делать не следовало. Примирительный голос в подобной среде обитания воспринимался за слабость.
С незапамятных времён, наверное, с тех самых, когда рыки первобытного человека стали принимать подобие первых слов, люди с узкой черепной коробкой так и не смогли перестроиться, и говорить нормальным языком. Весь их лексикон сводился к нескольким нечленораздельным фразам. А пробел в недостатке образования восполнялся нагло вытянутой вперёд