Вертоград
1. Малина земляничная
Клумба флоксов шла первой, за ней разбивали ряды пионов, далее следовала осока, а за ними, последними – ирисы. За порядком следила сестра Анатолия, прививала им понимание красоты. «Ни при каких обстоятельствах не рекомендую нарушать этот порядок», – наказывала она. При ней сад монастыря получил признание, но он того заслуживал.
Воздух, напоенный ароматами, можно было пить. Вдыхая нектар, паломники забывали, что находились в монастыре, и только работавшие на клумбах инокини в черных ризах напоминали им о реальности. Садовые террасы перетекали из одной в другую – от словно разлитого кетчупом розария до майонезной приправы бордюров из мелкой бегонии. Возделанные умелой рукой садовниц, монастырские сады парили над Волгой. Особой красоты обзор открывался со стороны стеклянной беседки – прямо на излучину реки.
В конце марта прибыла последняя группа паломников перед пандемией, которые застали только хвойные: кипарисы, туи и пихты в этих краях зимовали хорошо. Весна прошла в предвкушении появления первоцветов: из-под снега вышли галантусы, пролески и примулы – от нежных расцветок до багровых, из которых монахини сформировали первые в этом году клумбы. Когда же появились крокусы: белые, желтые, голубые и нежно-сиреневые, а потом и полосатые, любоваться на них было некому, монастырь закрылся на карантин, и его перестали посещать паломники.
Только к концу лета стали прибывать группы, приезжали и совсем случайные посетители. Только далекие от церкви люди могли явиться в утро после ночной службы к иконе Богоматери и просить встречи с настоятельницей монастыря. Послушница спросила, откуда они. Из Москвы, как и следовало ожидать. Из разговора выяснилось, что мужчина – юрист на пенсии, Николай Неробов. «Дядя самых честных правил, поправляю нечестных», – так он выразился. Пожилая женщина – его жена. Молодую особу звали Сашей. Они искали отца Нектария, священника из церкви. Послушница покачала головой, сказав, что его нет на месте.
Следуя её указаниям, трое паломников прошли кипарисовой аллеей, ведущей к зеленой лужайке с деревянным крестом, месту для потаённой молитвы, его огораживали кусты можжевельника и самшита. Посреди поляны раскинулся большой куст с кроваво-красными ягодами. Малину земляничную высадили в том месте, где когда-то молния настигла земли. Эту ягоду мало кто знал, и по здешним меркам, она считалась редкостью. Жена юриста оторвала ягодку и съела, рассудив, что на то и ягода, чтобы ее есть, а если её должен кто-то съесть, то почему бы не она? Другую она передала своему мужу, третью – молодой спутнице.
А потом – в церковь, где, как не там выразить им свои душевные переживания? Молодая женщина по имени Саша приобрела в лавке толстую книгу об истории монастыря, она интересовалась историей и жалела, что отец Нектарий, которого она рассчитывала повидать, некстати отсутствовал. На прилавке после Саши осталась поминальная записка, словно бы на арабском, таким неразборчивым у нее оказался почерк. Записки за здравие она подавать не стала.
В это время Николай беседовал с послушницей, рассказывая ей причину, которая привела его в монастырь. Он ездил по окрестным храмам с целью отыскать следы родных. Много лет назад, когда самого юриста и в помине не было, его восемнадцатилетний отец присутствовал на похоронах священника, убитого молнией. Это произошло в 1956 году, когда его отцу исполнилось 18 лет, и он со дня на день ожидал призыва в армию. Странно, что о похоронах священника в этих краях не помнили. Возможно, Неробов неправильно искал место. На фотографии с гробом остался кусок белокаменной стены с пилястрами, которые помогли бы установить место, где происходили похороны. Но увы! Послушница ничем не могла ему помочь. Она предложила ему обратиться к настоятельнице матушке Феофании, а потом ушла в жилой дом, чтобы узнать, сможет ли она встретиться с посетителем.
Оставив мужа за разговором, пожилая дама отправилась любоваться садом. Она обратилась к сестре Анатолией с вопросом, и та, понимая ее интерес к садоводству, откопала ей два куста клубники-малины. Даму охватило чувство восторга, она словно удостоилась небесного благословения. Такое с ней произошло впервые.
Юрист как раз направлялся к смотровой площадке, откуда открывался вид на высокий берег Волги, там находилась деревня, в которой он родился шестьдесят с лишним лет назад. От смотровой площадки спускалась лестница к источнику, по которой шли два рабочих с канистрами для воды.
«Теперь ты довольна?» – спросил Николай жену. – «Ну, замечательно». Им еще предстояло зайти в пекарню, знаменитую своими пирогами. Николай рассказывал, какие замечательные пироги он ел в детстве. При воспоминании о кулебяках с капустой ему становилось немного грустно. Нигде таких больше таких пирогов он не пробовал – их готовили большими, на весь противень. Монашки пекли и поминальные булочки. «Пирожок с луком – пусть земля ему будет пухом», – так называли их.
Послушница сообщила, что матушка Феофания не выйдет – накануне она простояла всю ночь на службе памяти Семистрельной иконы Божьей