Напутное. Вместо предисловия
Нередко на лодке я выбираюсь в плавни (болотистая пойма реки. – Примеч. ред.). Тихо и укромно в их тростниковой густянке. Однако меня все время не покидает чувство, что рядом со мной кто-то затаился. Так же, как и я, он вслушивается в шорохи, всматривается в глубину плеса, ловя краем глаза тени огромных рыбин. Я оглядываюсь, и вдруг в протоке мелькает смоленый челн. Гребец изо всех сил работает веслом. То ли пытается скрыться, то ли преследует кого-то… Карабкаюсь по днепровским скалам – высоко, круто, неустойчиво. Внезапно сверху в расщелину просовывается древко копья. Я хватаюсь за него и тут же оказываюсь на каменистой ровной площадке. Оглядываюсь. Увы, один я над стремниной. Над сине-зеленым долом… То же самое в степи. Забреду в какую-нибудь балочку (балка – овраг в степи. – Примеч. ред.), прилягу под кустом бузины, и внезапно сверху раздастся конский топот, заливистое ржанье. Взбегаю по склону, и все стихает. Лишь бескрайняя степь вокруг, древние курганы с каменными бабами на вершинах и большие молчаливые птицы в вышине…
И посреди днепровских разливов, и в тростниковых плавневых дебрях, и на обочинах степных шляхов (шлях – дорога. – Примеч. ред.) – везде в краю за днепровскими порогами можно встретить следы запорожских казаков. Память о них – в одинокой скале, что, словно клык, торчит в днепровском русле, в криничке (криница – родник. – Примеч. ред.), что выбивается из-под камня в степной балке, в кроне и корнях многовекового дуба, в облаках, тихо скользящих над ковыльными просторами… Они все помнят. Надо лишь шагнуть за порог и неторопливо пройти по песчаным откосам, примятым травам, щебнистым тропкам, пыльным проселкам и торным шляхам. И вглядеться, вслушаться, различить запахи, вникнуть. И представить, как все здесь – между днепровскими берегами, на скалистых островках и солнечных пляжах, в степях и плавнях Запорожья – было несколько веков назад. Вряд ли это кому-нибудь возможно точно установить во всех характерных деталях и живописных подробностях… А как могло быть? Что помнится, то обязательно воротится. Однако в каком виде? На чьем возу? Путь ведь неблизкий. Немудрено что-то потерять, растрясти по обочинам, обтрепать на ветреных перекрестках. Долго я примеривался, прикидывал, советовался, но вот наконец решился и сделал шаг навстречу моему чубатому предку…
«Это научное исследование про мужей, подобных нам. Они предстают перед нами, порожденные нашим воображением и научными аргументами», – таким предисловием открыл в 1684 году «Историческую диссертацию про казаков» Йоганн Мюллер. Я последовал его примеру и взял в спутники и науку, и воображение, даже вымысел с собой прихватил. Историку он плохой, даже вредный помощник. Мне же без него не обойтись… Как не обходились без выдумки, фантастических сюжетов, задушевной отсебятины сельские сказочники, плавневые рыбари-балагуры, кобзари, сочинители казацких дум (среди них, кстати, есть и «Дума про казака Супруна»). Всегда рядом – под рукой и перед глазами – на книжной полке (а нередко и в походном рюкзаке, дорожной сумке) были труды летописцев, послов, путешественников, историков, этнографов, фольклористов, краеведов многих поколений. Исследования этих дотошных и романтичных собирателей казацкой старины указали направление пути, определили основные его вехи. Вместе с ними я осилил большую часть этой трудной дороги по степному пограничью… Именно оно когда-то родило и сформировало феномен Запорожья и запорожского казачества. По насыщености драматическими событиями и таинственными историями, по легендарной окраске подвигов и романтическому ореолу вокруг бытового уклада, традиций оно сегодня в мировом культурном наследии в одном ряду со скандинавскими викингами, средневековыми рыцарями, американскими ковбоями, японскими ниндзя.
Запорожское степное пограничье было неизведано, опасно и неприспособлено для мирной оседлой жизни, но там свободно гуляли ветры, парили в поднебесье орлы и кони догоняли плывущее над горизонтом светило – там была тайна, вольница и страсть. Что в недалеком будущем и в обозримой перспективе? Что за поворотом реки и изломом дороги? Вопросы, которые всегда с нами и в нас. Ночью, когда над степью распахивается звездное небо и ясно прослеживается на небосклоне зведный путь, вспоминаются слова поэта: «Куда ведет степное бездорожье – не все ль равно! Но посреди реки – гудит камыш, дымится Запорожье, курятся чубы, веют бунчуки…»
I. Войско славное, дела громкие
Что в имени твоем, казак?
О казаках, что обитали на пограничных окраинах за днепровскими порогами, сложено множество захватывающих историй, любопытных былей, сказок и легенд. Не менее интересны и попытки ученого люда разобраться в корнях слова «казак». Одни считали, что в основе его лежит главное казацкое орудие труда и одновременно грозное оружие – коса. Другие утверждали, что в древности казаки были все-таки не воинами, а пастухами коз. Именно им запорожцы были «подобны скоростью, и ловом которых наиболее упражнялись». Среди запорожских казаков бытовало предание, согласно которому они ведут свою родословную от скитальца-охотника, что поселился за порогами «для битья диких коз, кабанов и прочей дичи». Впоследствии он собрал вокруг себя таких же удальцов, которые «сшили себе кафтаны