На автомате вытер рану об штанину, смочил слюной. Во рту остался мерзкий привкус металла, гнили и чего то еще.
С начала этого года вода из скважины ушла. Дренаж был тому виной или шахтная выработка, не важно. Главное – воды не стало, и уже не будет. Насос оказался бесполезен, как и затраченные на бурение деньги. Михей раздосадовано заглянул в обсадную трубу. Пахло тиной и сыростью. В кромешной темноте эхо падающих капель, где-то глубоко-глубоко внизу, преображалось стальными стенами в непонятные звуки. То ли шорох, то ли шуршание. Словно карабкающиеся наружу с самого дна. Списав их на насекомых и кровоток в ушах, мужичок хмыкнул, надел на трубу крышку, защелкнул замок. Грациозная тень легко соскочила с забора, замурчала с любопытством взглянув на хозяина. «Еще свалишься, глупенькая» – сказал любимой черной кошке Михей, потрепал ее за ухом и понуро отправился домой ужинать.
– Вытащил насос? – едва вошёл, раздался зычный голос супруги из спальни.
– Нет, дорогая, ушел он на дно.
– Одна дрянь другую уронила… А достать не пробовал?
– Как и чем я через семьдесят с лишним метров его достать должен?
– Ну не знаю, ты же у нас мужик… Вечно у тебя отговорки: то крепления от телефона снять некогда, то насос достать не в состоянии. Только и можешь, что портить. Сам себе готовь тогда…
– Стерва…
– Что ты там вякнул?
– Сказал «не беспокойся», солнышко! – ответил Михей и принялся греметь посудой…
– Вставай, пьяннокио! Полдень почти, – вошедшая в темную комнату пышнотелая Варя раздвигала жалюзи, – а ты тут опять грудой дров валяешься! Дел по горло!
"А ну брысь! – прикрикнула на дремлющую в ногах мужа кошку, замахнувшись тряпкой. – Марш на улицу, бесполезный комок шерсти!".
Михей поднялся и принялся зевая натягивать штаны. Голова трещала от выпитого накануне.
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересованно склонилась благоверная: – Что это у тебя?
Михей с трудом разлепив глаза уставился на свои тощие руки, а после на впалый живот – они красовались мелкой розовой сыпью.
– И на спине тоже, – заметила Варя. – Ветрянка что ли? Опять заразу домой притащил?
– Я уже болел ветрянкой, – слабо отозвался мужчина, – а вот зараза двадцать лет назад прицепилась и долбит. Не привыкать…
– Шо-о-о? Все, сегодня спишь сам! Где хочешь. Хоть на полу!
Михея штормило:
– А? Что вчера было то?
– Ага, не помнишь значит как нажрался опять за ужином? Пьешь, паразит, пока не вылакаешь все, что есть. Меры не знаешь. У-у-у, – женщина продемонстрировала крупный твердый кулак. – Прибила бы! Не надейся похмелиться – я все остатки вылила!
– Ну прости, Варь, перебрал… – виновато ответил совершенно разбитый хозяин дома, скрестил руки и принялся почесываться.
– Не вздумай чесаться, хуже сделаешь! – Варя была в ярости. – Как всегда, в общем… Хватит бациллу унылую изображать, скотина немытая!
Зуд действительно становился нестерпимым, словно Михей прошлой ночью спал не на мягкой двушке, а на стекловате и ей же укрывался.
– Ешь и иди в больницу. – Раздраженно настаивала супруга. – Ты мне тут больной не нужен.
– Что я там забыл? – отмахнулся Михей. – Просто аллергия. Сама скоро пройдет. Я лучше время с большей пользой потрачу.
Так, пообедав вместо завтрака, человек простых потребностей занялся домашней рутиной. Убегая от сварливой грымзы, Михей часто находил отдушину в прополке своих ухоженных грядок. Изредка почесываясь, мужчина вскоре напрочь забыл о сыпи. Варвара Николаевна же весь остаток дня просидела за новеньким смартфоном, обновляя маникюр. Укладываясь вечером спать в гостиной, Михей отметил, что сыпь с рук и живота исчезла почти совсем. Лишь немного донимало поднявшееся давление…
Всю ночь от полудремы до пробуждения Михей, чего с ним не случалось уже очень давно, провел в кошмарном бреду. Паника гнала шахтера по бесконечным переходам лабиринта которому не было конца и края, а слабый свет от старой коногонки раскачивался из стороны в сторону, рисуя за каждым углом причудливых уродливых монстров. Чутье подсказывало Михею, что тут он действительно может повстречать нечто настолько омерзительное и жуткое, беспокоить которое совершенно не стоит. И пусть шахта эта походила на те в которых он усердно отработал большую часть своей жизни, было тревожно – это множество пустот создавалось явно без участия человека: без страховочных каркасов и перекрытий, механизмов и принудительной вентиляции. Где-то она имела почти округлые очертания, но чаще – словно пробитые некой неведомой неприродной силой ходы с острыми обломанными краями.
Конец