В момент входа в зону локации корреспондента Тарус/Т засечена мощная энергетическая волна-стейтор биологического происхождения. Определить координаты корреспондента не удается.
Конец отчета.
1. Кондотьер
Переход был похож на мгновенную смерть. Хотя, что мог сказать Вишена о смерти, ни разу не умерев? Но он почему-то верил, что смерть именно такова – мутнеет в глазах, пустота в груди, и – тьма…
Он очнулся в густой пахучей траве. Где-то вдалеке противно каркали вороны, словно насмехаясь над его слабостью.
Вишена приподнялся на руках и сел, машинально проверяя, при нем ли меч. Меч был на поясе, как обычно. Тогда он встал на затекшие непослушные ноги.
Солнце, красное не в меру, клонилось к далекому лесу, едва различимому на горизонте. Цепочка холмов перечеркивала равнину, похожую на мохнатый стол – трава буйно росла везде, куда ни глянь.
Повернувшись к солнцу спиной Вишена увидел замок. Белый, с высокими островерхими башнями, ясно различимый на фоне вечернего неба.
Силы быстро возвращались; это Вишену обрадовало. Он с удивлением оглядел себя – плечи покрывал чей-то белоснежный плащ.
– Ишь, ты!
Вишена впервые видел такой. Материя незнакомая, тонкая…
Стоп!
Он вспомнил, как пробовал наощупь плащ Яра, упавший тому на плечи у входа в дулебские пещеры. Та же тончайшая ткань, но не аспидно-черная, а ослепительно-белая. На мальчишке плащ казался длинным, Вишене же он пришелся как раз впору. Застежка с затейливым гербом была прохладной и шероховатой, словно резьба на ножнах богатого меча.
Вся остальная одежда была старой и привычной и давно стала для Вишены второй кожей.
Но где же спутники? Где Тарус-чародей, где Боромир, где Славута? Где даты и песиголовцы? Ведь было их почти шесть десятков перед уходом из родного Мира.
«Надо же, – подумал Вишена, – так мыслю, словно до этого только и делал, что по разным Мирам шастал. Чудно…»
Он стоял посреди чужой степи в полном одиночестве.
«Может, нечисть чего наворотила?»
На этот случай у Вишены имелся верный и не раз испытанный способ – волшебный изумруд на гарде меча, вспыхивающий, если вблизи оказывался кто-нибудь из нечистых – леший ли, полевик, черт ли какой – все равно.
Он медленно взялся за рукоять, опуская взгляд.
И остолбенел.
Некогда сверкающий клинок стал черным, как вороненые мечи песиголовцев. А на месте волшебного изумруда – руны, искусно отлитые в металле.
Сначала Вишена подумал, что меч подменили. Но подержав его в руках понял, что ошибается. Та же привычная рукоять, знакомая не первый год балансировка… Даже клеймо древнего мастера сохранилось, часть знака хозяина Ко. Но меч стал абсолютно черным и что это означало Вишена не мог знать. Эх-ма, где Тарус-чародей, побратим-всезнайка? Хотя, и он, поди, не ответил бы. В эту весну Вишена понял, что и тарусовы знания не безграничны. Миров-то, оказывается, много.
Вздохнув, Вишена неспешно побрел к замку. Шагов через десять он наткнулся на ничком лежащего человека. Руки его с короткими пальцами были раскинуты, затылок покрывали не человечьи волосы, а скорее пушистый черный мех, а на макушке торчком стояли остроконечные треуглые уши.
«Песиголовец…»
Вишена осторожно перевернул его на спину. На морде, и впрямь очень похожей на собачью, застыло выражение не то удивления, не то муки. Впрочем, Вишена не был уверен, что истолковал все правильно. Поймут ли люди песиголовцев настолько, чтобы разбираться в их мимике?
Откинув полу плаща Вишена извлек из дорожной сумки кожаную флягу, наполненную еще в родном Мире. Вода из печенежской реки струйкой стекла по плотному меху; песиголовец высунул длинный розовый язык и слизнул несколько крупных капель. Еще через мгновение веки его дрогнули. Вишена на всякий случай отодвинулся.
Песиголовец открыл глаза и сел, глядя на Вишену. Взор его был тяжкий, словно свинцовый, глаза темны и колючи. Но Вишену он, видимо, узнал.
– Вода? – спросил он. Речь напоминала ворчание какого-нибудь Полкана с хутора в Тялшине или Лойде. Чудное создание…
Вишена протянул флягу песиголовцу. Пил тот истинно по-собачьи: налил воды в ладонь и мгновенно вылакал. Тому, что речь чужака понятна, Вишена не удивился: привыкаешь даже к волшебству. А здесь вся округа волшебством пропахла.
Песиголовец вернул флягу, напившись; не успел Вишена водворить ее обратно в сумку, в стороне зашуршала трава.
Обернулись: еще один песиголовец подходил, тряся головой.
«Ага, – подумал Вишена. – Небось, все наши в траве валяются, в себя приходят.»
Он вскочил и принялся за поиски. Песиголовцы тем временем ворчали о чем-то промеж собой.
Однако напрасно Вишена бродил, раздвигая высокое разнотравье