Бабушка продолжала охать, а дедушка спросил:
– Может, это у него хворь какая? Надо бы доктору показать.
– Да, все нормально будет, – сказал папа. – В деревне побегает, так сразу и аппетит появится, а потом и вес побольше будет. Свежий воздух и свобода от родительской опеки – отличное лекарство.
Бабушка не оценила шутливого папиного настроения и продолжала горевать:
– Ох, не знаю. Не знаю, что и делать.
– Вы, Катерина Ивановна, не переживайте. Если ребенок в городе выжил, то здесь, среди лесов, ему просто курорт. Может, возьмете его на пару недель на прокорм? Мы тут привезли, что он иногда ест. Вот сухари с маком и грушевый лимонад. Остальное ему ни уговорами, ни силой не впихнешь. Мы все перепробовали. – На этих словах вздохнула мама.
Не обращая внимания на женские причитания, дедушка деловито взял в руки бутылку лимонада и с подозрением читал этикетку.
– Ну, получше, конечно, чем компот для военнопленных, однако хорошего мало.
– Так что же это, дочка, вы его только сухарями да лимонадом кормите?! – всколыхнулась от волнения и ужаса бабушка. В ее беспокойных и добрых глазах зарделся сердитый огонек.
– Да нет же, – стала оправдываться мама, – просто он это лучше всего ест. А заодно может и еще что-нибудь прихватить. Молока вообще не пьет. И хлеба ему не надо. Яблоко иногда согласится погрызть, да и то половину оставит.
– Ох, доченька, горе-то какое! – опять схватилась за голову бабушка.
– Живуч, однако, если такую жизнь выдержал. Ладно. Катя, давай его брать. А вы езжайте, – привычным командным голосом велел дед.
– Как?! – хором воскликнули родители. – Мы на все выходные думали к вам. Может, что помочь?
Однако на этот раз даже огромные голубые глаза дочки не смягчили твердый характер отставного капитана, как это бывало прежде.
– Ничего нам не надо. У вас в городе своих дел полно. Мы тут сами управимся. А этого новобранца спасать надо. Так что давайте езжайте. Езжайте и не думайте.
– Может, хоть чаем напоите на дорожку, Михаил Игнатьич? – папин вопрос остался без ответа, что, впрочем, означало, что чай гостям все-таки будет.
Бабушка пошла в дом, приговаривая тихонько что-то о горькой судьбе младенца. Дед взял ребенка за руку и спросил:
– А ты чай будешь на дорожку? – В ответ Митя только помотал головкой. – Ну, тогда пойдем. Покажу тебе мою кладовую. Там у-ух сколько всего! А потом уж и чайку можно испить.
Митя недоверчиво взглянул на деда, но все-таки пошел с ним осматривать достопримечательности кладовой, располагавшейся в огромном старом сарае. Он решил, что там, вероятнее всего, кормить не станут, а при случае можно попытаться сбежать или где-нибудь укрыться.
Екатерина Ивановна в это время уже управлялась на кухне. Шипел электрический самовар. Неизвестно откуда взялись теплые ватрушки с творогом, следом показались пироги с яблоками и с вишней. На столе белела сметана, окруженная тарелочками и чашечками, содержимое которых невозможно было бы перечислить даже после очень плотного обеда, а на голодный желудок – просто противопоказано.
Через полчаса, пока взрослые гости трудились над уменьшением количества пирогов и ватрушек, бабушка пошла проверить, что поделывают Михаил Игнатьевич с внуком. Она вошла в сарай и застала их за распределением по ящикам каких-то малопонятных железок. Когда она попыталась вмешаться в этот процесс и позвать их пить чай, Михаил Игнатьевич тут же парировал:
– Погоди ты со своим чаем! Некогда нам.
Внук тут же повторил:
– Да, да, некогда нам!
Но потом Михаил Игнатьевич лукаво посмотрел на супругу и спросил:
– А может, ты нам сюда что-нибудь принесешь? Пирог-то у тебя есть?
– А как же! Конечно, есть. И ватрушки тоже, – ответила бабушка. – Тебе вишневый или с яблоком?
– Да я бы и от ватрушечки не отказался. Ты как думаешь, Митя, ватрушечка-то получше будет?
Внук высказал предположение, что ватрушечка, конечно, будет получше, но с яблоком обычно вкуснее. Потому что слаще. В результате бабушка принесла и ватрушку, и пироги. Дед критически посмотрел на пышущее печным жаром блюдо и недовольным голосом заметил:
– Ну, мы, конечно, это есть не будем. Разве что так, ради баловства попробуем, что ты там сегодня напекла.
Митя с интересом смотрел, как дед морщинистыми и темно-коричневыми от загара и работы руками берет пирог и с удовольствием откусывает от него добрую половину.
– Ты бы хоть руки что ли ополоснул, Михаил? – с улыбкой сказала бабушка.
– А у меня тут все стерильно. Скажи, Мить? Чистота тут. Откуда грязи-то взяться?
– Ага, – сказал Митя, уже с неподдельным практическим интересом разглядывая пироги.
– У тебя, Митя, руки городские, оттого и пыльные. А здесь природа: земля да трава. Потому и чисто. Однако ради хорошего пирога руки можно