он и взял меня за руку. Я был в пижаме, которую мне подарили на день рождения. Мне всегда нравилось, когда он брал меня за руку. Когда моя маленькая ладошка утопала в его тёплой ладони. Опустив голову, я пошёл за ним в ванную; мои глаза следили за каждым шагом его босых ног. Он открыл дверь, включил лампу. Её свет отразился в огромном зеркале, в белой плитке на стенах. Я готов был слушаться, только бы держаться за его тёплую руку. Он отпустил меня и положил руку мне на затылок. Передо мной, чуть ниже уровня глаз, стояла белая фарфоровая раковина. Я видел, что медный слив не закрыт чёрной пробкой. Отец прижал мою шею к краю; моя голова опустилась в раковину. Мне всегда нравился запах чистого фарфора. Он прижал мою шею к краю раковины. Было холодно. Потом он убрал руку, а к медному сливу медленно потекла тонкая алая струйка. Я поднял голову. Он смотрел в зеркало, на его шее виднелся порез. Горько улыбнулся и стал вгонять нож глубже, очень и очень медленно. Он с улыбкой смотрел на страдания человека в отражении. Алые ручейки впадали в один, вихрем спускаясь по медному сливу. Он опустил руку, и окровавленный нож коснулся его бедра, запачкал нижнее бельё свежей кровью. Я чувствовал во рту запах крови, но желал лишь держать его за руку, пока в ней не закончится тепло. Кровь вытекала из шеи отца, стекала всё новыми ручьями, капала с пальцев. Падала на пол, на белую плитку. На мою пижаму, подаренную на день рождения. Стоять на полу было больше не холодно. Мои глаза наполнились слезами, я почувствовал их вкус на уголках губ. Страдания человека пока не закончились. Нож выпал из его руки. Я взялся за неё – она всё ещё была тёплой. Он умер стоя, бесчувственно глядя в зеркало. Свет в его голубых глазах погас».
Дэнни остановился, чтобы перевести дух и справиться с волнением в голосе. Листва на старом дереве перестала дрожать, пытаясь услышать. Шауни не издавал ни звука. Дэнни откинулся на спинку и продолжил говорить, рассматривая трещины на потолке: «Я отпустил его холодную руку, оставил её в вечном покое, вышел из ванной и пошёл в конец коридора, где была спальня родителей. Толкнул дверь. В комнате до сих пор горел свет. Я встал у края кровати, увидел перед собой босые ноги матери, у изголовья – розовую подушку, залитую кровью с шеи. Она лежала на спине. В таком положении, без головы, я не мог узнать её. Развернулся, чтобы найти голову. Она была на туалетном столике. В его зеркале отражалось её бледное лицо, глаза, с удивлением смотрящие на обрамлённую светлыми волосами голову и как бы спрашивающие: «За что?»
«Кеме».
Дэнни посмотрел на Шауни. «Что это?»
«Так я назвал твоего отца – „Смелый“».
«Почему?»
«Мягкая почва».
«Мягкая почва?»
«Говорят, мягкая почва иссыхает. Отправляет послание, напоминая, что бойня не закончена. Напоминая о заражении чистой земли, оспе и сифилисе. Мягкая почва хранит следы воинов, наполняет их сердца ненавистью и жаждой отмщения».
«Я предал тебя, Шауни. И в наказание Джонни стал Дэнни».
«Никто не зовёт
