Двадцать три чекиста из подготовленных им для работы в тылу врага или за рубежами нашей родины были удостоены звания Героев Советского Союза.
Как опытный оперативник, он хорошо понимал, какой вред стране и службе внешней разведки наносила клановая борьба за власть в высших эшелонах коммунистической партии и последующая некомпетентность ряда назначенцев в деле управления органами внешней разведки, что часто оборачивалось невосполнимыми людскими потерями и человеческими трагедиями.
Для меня лично важно было создать образ не «терминатора» Сталина, о чем сегодня в основном и пишут, а портрет последнего рыцаря советской империи – настоящего чекиста – ранимого и совестливого, несгибаемого, отважного и мудрого, пусть в чем-то и ошибающегося, но искренне верующего и любящего человека. Такого, каким я открыл для себя Павла Анатольевича Судоплатова.
Сергей Ильичёв,
прозаик и публицист, член Союза писателей России
Пролог
Сегодня утром узнал, что умер мой сосед по даче.
Я знал, что последние двадцать лет он жил практически один. Его дом напоминал мне знакомые по американским фильмам невысокие кряжистые строения с огромными стеклянными стенами, одной стороной выходившими на восток, чтобы встречать солнце на подъеме, а второй – на запад, чтобы провожать его уходящие лучи. Дед рассказывал, что этот дом сосед строил своими руками.
Сам старик никогда не выходил за ворота своего участка и никуда не уезжал. Более того, никто из моих родных никогда не вступал с ним в разговор. Это негласное табу с раннего детства распространялось и на меня, а потому, когда я уже немного подрос, то несколько лет тайно за ним наблюдал. Для этой цели на чердаке нашего дома у меня была оборудована точка обзора его участка с помощью маминого театрального бинокля. Правда, по мере моего взросления интерес к нему пропал сам по себе. Сосед мне, как будущему журналисту, был уже не интересен, потому как явная тяга к незнакомому затворнику с годами, очевидно, притупилась. Он стал обыденным и привычным для моего взгляда, как старая яблоня в саду, которая уже не плодоносит, но и срубить ее рука не поднимается. Или как дореволюционные часы-ходики, что висят на стенке в бабушкиной комнате. Они уже давно не ходят, но их все равно никто не снимает со стены потому, что они являются семейной реликвией.
Его дача для большинства советских трудящихся, горделиво довольствующихся своими участками в шесть соток, была настоящим заповедником. На его территории разместилась небольшая дубовая роща, приземистые гостевые домики, и даже был вырыт большой пруд, на дне которого били холодные ключевые источники.
На этот пруд я тайком ходил ловить сначала карасей, а когда подрос, то и карпов. Не думаю, что мой сосед этого не замечал. В любом случае он не мог не услышать моего победного вопля, когда я вываживал очередную пойманную мной увесистую рыбину. И даже когда мне уже было за двадцать, я все так же, как в детстве, приезжая на дачу, перелезал на его участок, чтобы пару часов посидеть на пруду с удочкой в руках.
Раз в год, на празднование Дня Победы, к нему приезжали такие же древние старики, как и он сам. Выправка у всех была отменной. Среди них были два генерала, полковники и подполковники. На груди почти у всех звезды Героев Советского Союза и отменные иконостасы из орденов и медалей.
Какое-то время назад я, только что поступивший на журфак московского универа, решился краешком уха послушать, о чем, собственно же, они говорят.
Поверите ли, но они все время молчали. Пили виски со льдом и сидели, погруженные в свои воспоминания. Конечно же можно было предположить, что одного брошенного взгляда или произнесенного слова было достаточно для построения каждым очередной сюжетной конструкции из воспоминаний, которые они затем мысленно же и тщательно пережевывали.
В такие минуты они мне напоминали прудовых зеркальных карпов-гигантов, обросших защитной медной панцирной чешуей со следами шрамов от зубов коварных щук и с мясистыми губами, увешанными оборванными ими рыболовными блеснами, как боевыми трофеями.
Причем каждый год этих бравых стариков становилось все меньше.
Накануне его смерти ко мне нагрянули друзья по институту, и мы, должен признаться, хорошо посидели.
Моя знакомая Елена впервые была у мена на даче и вскоре оказалась на втором этаже, где с любопытством разглядывая спальню, в которой сохранилось многое из моего детства. Она же первая обратила внимание на большой сад за моим участком, а более на усыпанные белыми цветами яблоневые деревья.
– А кто это там, в саду? – поинтересовалась она.
– Сосед… – ответил я в тот момент, когда в спальню ввалился еще и мой друг Евгений Розов.
Его сразу же заинтересовал мой новый и мощный бинокль, что стоял на подоконнике. Он