Справа (от актеров) вход из приемной; слева на первом плане дверь в кабинет директора; на втором плане еще одна дверь. В глубине, справа, книжная полка; слева тяжелые занавеси (позднее, когда занавеси раздвинутся, мы увидим, что за ними гардеробная, заваленная экзотическими костюмами; там стоит столик с зеркалом, освещенный сбоку, как в актерской уборной).
Канцелярская обстановка нарушается разбросанными там и сям фантастическими предметами: рыбачьими сетями, масками, манекенами без голов, но с плащами на «плечах», цветными географическими картами несуществующих стран – причудливой смесью, характерной для аукционов и антикварных лавок.
На видном месте портрет седобородого старца с длинными белыми волосами и доброй улыбкой. Лицо не то артиста, не то апостола. Это доктор Ариэль.
Когда поднимается занавес, машинистка нервно ищет что-то в картотеке и не может найти. Смотрит на записку и снова перерывает карточки, все более нервничая. Входит Элена, секретарша, женщина солидного возраста и столь же солидной внешности; она вносит папки; во время разговора раскладывает их на столе.
Элена. Все еще не нашли?
Машинистка. В первый раз со мной такое. Я ведь точно помню, что сама ее ставила. У нас в картотеке такой порядок, я могу с закрытыми глазами отыскать любую карточку. Не пойму, куда она запропастилась.
Элена. Может быть, в записке ошибка.
Машинистка. Нет, невозможно. Писал сам шеф. (Протягивает записку.) 4-В-43. Тут не может быть ошибки.
Элена. Пока что я заметила две ошибки.
Машинистка. Две?
Элена. Две. Во-первых, никогда не говорите «шеф». Это вызывает нежелательные ассоциации. Говорите просто «директор». Второе: вы ищете девушку семнадцати лет среди голубых карточек. Несовершеннолетние – на белых карточках.
Машинистка. Господи, что это со мной сегодня!
Элена. Будьте внимательнее. Когда речь идет о малолетних, закон неумолим.
Машинистка. Вечно я забываю про цвет.
Элена. Запомните, в этом доме любая мелочь может привести к катастрофе. Жизни многих людей зависят от нас. Работа наша чрезвычайно ответственна. Быть может, человечество когда-нибудь будет благодарно нам, быть может, мы сегодня очутимся в тюрьме. Не забывайте об этом.
Машинистка. Простите меня… Я обещаю, что это не повторится.
Элена. Надеюсь. А теперь – посмотрим, действительно ли вы так безошибочно находите карточки. Станьте тут, перед ящиком, закройте глаза и дайте мне № 4-В-43.
Машинистка. Эта?
Элена. Очень хорошо. Поздравляю. (Читает.) «Эрнестина Пинеда. Отец неизвестен. Мать слишком известна. Побег из дома. Опасно. Срочно смотри образец А-4» (ищет в папках, повторяя про себя) А-4, А-4, А-4, А-4. (Находит, хмурится.) Вот. По-видимому, случай серьезный. (Делает пометки в блокноте.)
Машинистка. Разрешите спросить… Я знаю, что нельзя, но я ведь тоже… и так хотела бы узнать…
Элена. Приучайтесь подчиняться без вопросов. Так будет лучше для всех.
Вырывает листок из блокнота и дает его вместе с папкой и карточкой машинистке.
Снимите четыре копии и срочно отправьте.
Машинистка идет к двери.
И еще: если придет девушка с грустными глазами, в берете на французский манер, и покажет голубую карточку – впустите ее немедленно.
Машинистка. Это та, что с красными розами?
Элена. Откуда вы знаете?
Машинистка. Я не нарочно. Я случайно услыхала, когда шеф…
Элена. Директор.
Машинистка. Простите. (Выходит.)
Элена садится к столу, разбирает бумаги. Входит протестантский пастор. Все в нем слишком закончено, чтобы быть настоящим. Он далеко не в евангельском настроении.
Пастор. Ну, это уже слишком. Я протестую, наконец! Со всей почтительностью, но – протестую!
Элена (не отрываясь от работы). Опять?
Пастор. Меня пригласили сюда как знатока языков. Девять живых, четыре мертвых. Сорок лет изучения! Пять званий! И к чему? Мне поручают черную работу!
Элена. Вот как? Вопросы совести, религиозные сомнения пожилой шотландки – это, по-вашему, черная работа?
Пастор. Так ведь опять старая дева! Четвертая – меньше, чем за неделю! А что может быть отвратительнее для старого холостяка, чем старая дева?
Элена. Очень любезно.
Пастор. Я не о вас. Вы не женщина.
Элена. Благодарю.
Пастор.