Юность в сапогах. Михаил Скачидуб

были тут буддисты, были тут и огнепоклонники.

      Автор этих строк, и его сослуживцы были «огнепоклонниками». Огнём ракет ещё в небесах мы могли сжечь любого незваного гостя, разинувшего рот на бакинский каравай, попробуй он приблизиться к нефтяному котлу. Своих едоков в Союзе хватало. Не зря бакинцы величали нас «Богами войны и мира».

      Без «огнепоклонников» не владеть бы им «жирной, чёрной, страшной, вонючей и продажной ….. красавицей-нефтью.

      А её хотели все, кого прогнали в своё время «двадцать шесть бакинских комиссара», и отдавших её в пользование страны Советов.

      Но речь моя не о том. И не сразу о бане в окраинных улочках посёлка Баилова, в «чёрном Баку», а о той «лафе», которую нагадал мне попугай на счастье по билетику.

      Представьте, разве это не «лафа»? – У самого подножия отрогов Кавказского хребта располагалась с плоской крышей, крытой вонючим гудроном казарма барачного типа. На трухлявом матраце железной кровати каждый из нас обнимал и прижимал к сердцу жёсткую подушку, и снились нам сны небывалые.

      Напротив казармы – хозяйственные постройки, как и казарма, примитивные. В них и кабинет командира батареи управления, капитана Туаева. Разве можно его забыть? Родом он из пастухов-осетин, грамоте, когда он рос, не обучали. Офицером во время войны стал, командуя женским зенитным батальоном. Настоящий кавказец! Изредка, зайдя на КП, и увидя солдата с книгой, говорил:

      – Ара, киниги аставь. От них галава на пупок завернёться.

      Если он увидит вторично кого с книгой, то гортанно скажет:

      – Ти ни салдат, ти билядь ни русская!

      По другую сторону казармы – умывальник, где зимой и летом ледяная вода, а чуть подальше – солдатский сортир в несколько «очков»-дыр в бетонном перекрытии над ямой. Стены сортира расписаны вдоль и поперёк стихами и художествами солдатской фантазии.

      А за сортиром, в десяти метрах, стройка аж до самого магазина, где продают всё и всем, независимо от того, во что ты одет. Побежав в одних трусах умыться, можно было смыться за бутылкой дешёвой азербайджанской чачи. "Ары" никогда не выдадут «огнепоклонника». Вся территория нашего КП не имела границ с посёлком Патамдарт. Никаких заборов, сторожевых вышек и часовых! Полный контакт с местным населением! Спасибо попугайчику, нагадавшему такую «лафу» мне и товарищам, которых помню, забыть не могу.

      Какому маршалу взбрело в голову такое, я не знаю, но на КП можно было зайти любому бездомному или алкашу, так как часового и там не предусматривалось. Постучи в бронированную дверь, и на вопрос: «Кто там?»– ответь, – «Я свой!» – и заходи! Это выдумка маршала. А его заместитель по тылу и хозяйственной части додумался «лафу» превратить в «рахат лукум», и арендовал в посёлке Баилова баню для помывки личного состава батареи управления. Возили в баню на открытом грузовике «МАЗ» или «КРАЗ», но во избежание простуды, разрешили добираться туда и обратно своим ходом.

      В кривых улочках посёлка Баилова нас ждали тайные наслаждения. Женщины, крутя задницами, шныряли у бани. Случались среди них и женщины с закрытыми чадрой лицами, которые украдкой, распахнувши свои одеяния, показывали нам голые животы.

      У бань Баилова посёлка я впервые вдохнул терпкий аромат персидской женщины, заглянув в её раскалённые очи, глядевшие на меня через прорезь чадры.

      Не раз мы пили чачу за маршала-благодетеля, его зама, и сладких, как рахат-лукум, бакинок. Но «не всегда коту масленица, бывает и великий пост».

      Командующий округом, посетив нашу часть и КП, решил и сказал:

      – Чтоб вам служба мёдом не казалась, на Наргин вас!

      Вот так и кончился для нас «Рахат-лукум». А Наргин – это каменная глыба-остров в Гирканском море древности, ныне Каспии, где ни кустика, ни деревца.