Кажется, я ослеп. Александр Анатольевич Романов

ло, распространяясь лёгким прозрачным паром по всему санузлу. В бурлящей воде отражались блики от лампы освещения и искажённое рябью небритое лицо Петра.

      – Горяченькая!.. – многозначительно произнёс он, опустив пальцы в воду. – Хорошо…

      Он любил купаться в ванне по субботам, когда можно было, как следует, расслабиться в воде и отдохнуть с кружечкой пенного. Это вам не обычный душ, годный только для опаласкивания, после трудового дня. А ещё больше он любил париться в баньке. Но, какая банька зимой, когда твоя дача в двухстах километрах от дома? Ни какой! Поэтому приходилось довольствоваться малым – горячей водой с хвойным экстрактом и паром, какой уж есть.

      Пётр быстро разделся, скинув грязную домашнюю одежду в корзину для белья, и осторожно забрался в ванну. Погрузился по грудь в воду, чувствуя, как горяченькая жаркими волнами, будто руками, обхватывает его прохладное голое тело, как щекочет натоптанные пятки, как ласкает и гладит все интимные места. Подобное удовольствие он испытывал разве что в объятиях жены Светланы, да и то не всегда.

      – Хорошо… – вновь повторил он, блаженно откинувшись головой на резиновую подушку, которая держалась присосками за край ванны, словно кошка – когтями за спинку дивана.

      Лёжа в воде в полной расслабленности, он минут на пятнадцать-двадцать, по ощущениям, выпал из реальности. Ему представилось, как он лежит на берегу турецкого пляжа, где-нибудь под Солнцем Анталии, наполовину погрузившись в средиземное море, и набегающие тёплые волны омывают его крепкий торс. Возвращаться в суровую российскую зиму не хотелось, но запланированные на ужин отварные креветки с холодным пивом вынуждали не залёживаться.