Не заметил, как ты стал тем самым пеплом выкуренных сигарет? Как ты стал бороздой слезы по горьким и громким, или тихим и неожиданным уходам любимых?
Ты просто след. Не больше. Ты, как и я, когда-то станешь просто… пеплом.
КОРНИ
Если земля гнилая, на ней ничего не вырастет. Из вишневой косточки вырастает только вишня. Кажется, простой закон. Да, пока сюда не пришел человек.
Мой прадед по отцу – отец мамы отца – был снайпером в годы Второй Мировой, а умер от рака толстой кишки.
До смерти, как я помню, он был, что называется, зажиточным дворянином – директор винзавода, друг всем его друзьям, уважаемый человек. Под конец крышей поехал малость.
Мой дед по маме – ее отец – был военным моряком. Служил в Тихоокеанском флоте, а как вернулся, стал самым обычным деревенским фермером. Не нищим, нет, но и далеко не самым богатым парнем.
Мой дед по отцу – отец отца – был полковником танковых войск. В то время таких любили, квартиры давали, уважали. Дед был красавчиком, очень обаятельным и интеллигентным, галантным и все эти слова, которые станут для моих внуков каменным веком.
А кто я? (Пепел).
И вот они встретились – моя мать и мой отец. Я как-то выкопал ямку в глубоком и беззаботном детстве, бросил туда вишневую кость и персиковую. Поливал, ухаживал… Ничего не выросло. Они сгнили в утробе земли, не произведя на свет чего-то кардинально нового, дерзкого, модного, сочного, совсем. Ничего.
О мамином детстве я знаю немного. Она красиво рисовала. Училась в школе, колледже. Начала подрабатывать в магазине, чтобы помогать родителям. А потом встретила отца и все пошло, что называется, под откос. Нет, любовь была. Не было понимания. Горячие головы. А вот уже потом все пошло по пизде.
Начать с родителей? Закончу на дедах.
Отец с самого детства рос в обществе обладания, патриархата, конкуренции. Либо ты, либо тебя, и не больше. Звучит красиво в каком-то фильме про боксера Джилленхола, но не больше. Чтобы так идти грустно под треки старины Маршала.1
У него было два брата и отец, посвятивший всю жизнь армейскому мундиру. У моего отца, не у Маршала.
Полковник танковых войск. Звучит сильно. Стильно. Дерзко. Такой был мой дед для всех вокруг. Ссохся к пенсии.
Раскидистый дуб с гнилыми корнями. Он много пил. Много бил непослушного отца в юности. Тот, в свою очередь, много дрался, вымещая копившийся негатив. Всегда и везде. Сказалось это на его характере?
Несомненно. Виноват ли он в чем-то? Во всем. Бесспорно. Так же, как его отец перед ним. Так же, как я никогда не буду виноват перед своим сыном. Надеюсь.
Общество спартанцев. Что может родить оно? Гниль. Слабаков. В итоге ведь герои мертвы?
Они вырождаются, слава их превращается в выжженое поле. Зола и гарь, и ничего больше пепла. Общество сильных либо вырождается, либо перерождается в общество слабых. В этом плане эволюция была пьяна и ушла домой.
Но вез ее накуренный таксист – цикличность. За обществом слабых неизменно придет общество сильных. Все от угнетения. Абсолютно.
А война? Ладно, от угнетения и выгоды. И в том случае, когда угнетение выгодно, случается война.
Выгода. Все от нее. Нет? Тогда от чего? От любви? То, что вы мне скажете о любви в моем контексте – это пф. Пшик. От любви ли была похищена Елена? Ну, греко-персидская война. От любви Россия щемила Кавказ в годы Лермонтовского «Демона»? Может от любви Достоевский оказался в ссылках?
Угнетение. Угнетение толкает людей на разные вещи. Все эти рабы, черные, BLM, белые, желтые, нацисты, расисты, католики и феминистки. Те, кто решает не брить подмышки и резать себе крайнюю плоть, все, кто делает миллионы долларов и те, кто собирает копейки – болтики и винтики в колесе машины угнетения.
Почему я езжу в такси? Почему не пешком? Мне выгодно экономить время, чтобы гулять побольше, например. Именно по тем же причинам колесо угнетения не остановится. Мы его движение.
Так вот. Возможно, моя философия покажется кому-то бредом, впрочем – вся философия бред, как и жизнь. Вернемся к дедам, что воевали.
Снайпер-прадед умер от рака кишки. Я ненавидел к ним приезжать. Мне они не нравились. Прабабушка и прадедушка. Первая была прикована к постели и все тянула ко мне руки, ссохшиеся кости, обтянутые кожей. Дед со мной и не разговаривал никогда. Тоже выпивал немного.
Когда они умерли, я ничего не почувствовал. Они не были мне родственниками, что есть по-родственному. Ну не мои они, я не признавал этого. Мне они не нравились. Они были злые.
Даже сейчас я вспоминаю детство, глубокое детство и понимаю, что мне было не по себе от того, что я оставался с ними. По-настоящему крипово.
Я собирал лего, кажется, когда