А сколько же лет мне?
Этот вопрос не волновал меня в течение жизни, так как возраст исчисляют по паспорту. А сейчас я физически ощущаю, что лет мне больше, и родился я не зимой, ведь документы о рождении были утеряны во время войны, а в паспорте стоит не соответствующая действительности дата.
По просьбе своих детей и внуков постараюсь немного написать о своей длинной насыщенной жизни с надеждой на то, что это будет кому-то интересно.
Часть 1. Детство
1. На хуторе
Родился я в Белоруссии, на хуторе возле деревни Бояры Оршанского района.
В семье я был младшим, третьим ребенком, хотя рождались несколько раз двойни, которые не выживали.
Отец мой, белорус Ерофей Павлович Талашов, был третьим младшим сыном в своей семье, был крепким и сильным, рос помощником моему деду, у которого была собственная мельница на реке. Больше про своего деда также, как и про бабушку, я ничего не слышал и никогда их не видел.
Мать моя, Анна Григорьевна Шидловская была полячкой. Как она попала в деревню Бояры и как она встретилась с отцом, я не знал и вопросов таких себе не задавал, но отношения у них были между собой добрые, и детей было бы, наверное, двенадцать, если бы все выжили.
Мама умерла рано, но мои детские воспоминания о ней остались очень теплыми. Она со мной возилась, учила меня детским премудростям, играла со мной и все время ждала отца, который часто был на производстве: он на несколько дней уезжал на торфоразработки, которые проводились по всей Беларуси, в том числе и недалеко от нашей деревни[1].
Наш дом с надворными постройками отстоял от деревни через два поля и две дороги, это где-то около двух километров.
Дом был большой с русской печкой посередине, где готовили и на которой спали.
Помню, что как-то ночью я спустился с печки попить воды и увидел в окне глаза.
Сверкающие синими огоньками волчьи глаза. Волки бились мордами в окна дома, и я боялся, что они разобьют стекло и ворвутся в дом.
Эта картина запечатлелась на всю жизнь, и когда дочь с зятем покупали дачу с домом возле леса и открытого поля, у меня всплыли воспоминания нашего хутора и этих синих волчьих глаз.
Мои старшие братья Егор и Николай сыграли большую роль в моей жизни. Егор родился в 1918 году. Он был старший среди нас, братьев, и много рассказывал мне, в том числе и о том, как помогал по хозяйству. Земельные наделы имелись тогда у каждого дома, на них в основном выращивали рожь. Егор поведал мне, что, когда он был с мамой в поле, где она жала рожь серпом с деревенскими женщинами, у нее начались роды. Там она меня и родила, прямо в поле. А он бегал за водой, носил воду.
Рожь в Белоруссии убирают с середины июля до августа. Так что родился я в конце июля, и окрестили меня по святцам именем Емельян. Ведь память святого мученика Емилиана, славянина, пострадавшего за Христа в четвертом веке, празднуется 31 июля, о чем я узнал уже совсем недавно.
Хозяйство у нас было не маленькое: корова, свиньи, куры, собака.
Когда мне было около пяти лет, мама умерла, и мы остались на хуторе практически одни со средним братом Николаем. Егор уже поступил в техникум по землеустройству[2], а потом пошел учиться в военное училище. Отец мало бывал дома: у него была тяжелая работа по осушению болот, которых в Белоруссии тогда было очень много. Он практически все время проводил на заработках.
Поэтому хозяйством в основном занимался Николай, который был старше меня лет на восемь-девять. Я пас корову, а Николай доил ее, кормил кур и поросенка. Молока было очень много, каждый день не менее трех ведер, поэтому поросенка тоже кормили молоком. Он был откормленный и едва перемещался, задних ног было почти не видно. Но зато сало потом было мягкое, без прожилок и толстое, шире ладони: не то, что теперешнее, магазинное. Было много работы по дому, но надо было еще косить поле. Так что я еще мальцом научился косить траву и с удовольствием всегда это делал.
Нам стало полегче, когда Николай привел в дом свою жену, звали ее Манькой, была она красивая, ладная и хозяйственная, ко мне всегда хорошо относилась. Она была средней дочерью Франца Очковского, которого все звали Фронкой. У него был большой сад площадью около гектара с плодовыми деревьями – яблонями, грушами и сливами. Дом его стоял на пригорке в деревне Бояры.
Сложилось так, что с этой семьей меня не раз сводила судьба.
У Фронки было много детей, но я знал только: трех дочерей – Ганну, Марию и Юлю, старшего сына Николая и младшего Виктора, моего ровесника. Ганна впоследствии стала моей мачехой, Мария была женой Николая, а Юля была частой гостьей у своей сестры Марии.
Старший сын Фронки был взрослым и во время войны служил полицаем у немцев, поддерживая связь с партизанами. Он меня однажды спас из неприятной ситуации во время войны.
Когда у меня была возможность, я ходил сам в деревню, там жили старшие братья отца – Василий и Тимофей.