У Никиты замечательная любящая жена, ненасытная, безотказная и пылкая любовница, к ней мужчина сейчас и направлялся, получив зарплату, с которой удалось заначить несколько приятно греющих купюр.
Вечер обещал быть приятным и томным.
Жена с детьми у мамы в деревне, он свободен как ветер в поле и весьма голоден в отношении сладких греховных соблазнов.
Благодать.
И тут Никита увидел её: смазливое личико, просвечивающее насквозь платьице, нисколько не скрывающее миниатюрные трусики, голые коленки, высоченные каблуки, сексапильную грудь.
Его поразило в самое сердце сразу всё.
Нет, Никита ни на что поначалу не рассчитывал, просто любовался, немного отпустив на волю фантазию.
Он представил, как девочка трепещет от нежных прикосновений, как стонет, сгорая в огне нарастающей любовной лихорадки, широко раскрывая чувственные губы для поцелуя. Шалунья билась в его умелых руках, переполненная благодарностью и молила продолжать.
Забыв про Катю, вымокающую в ожидании его визита в ароматной ванне, старающуюся ещё больше понравиться, сделать любовнику так приятно, как никогда прежде, чтобы увидеть его сегодня, завтра и всегда.
– Катька подождёт, – решил Никита. Куда она денется с подводной лодки? Денежки в кармане, подруга в нетерпении. Если не я – то кто к ней придёт? Такие девочки как эта не каждый день встречаются посреди парка. Чего же немного не помечтать?
В его влюблённостях не было системы, философии или логики. Никита и сам не понимал, почему вдруг загорался от той или иной кокетливой дивы, то выразительно порочной, даже вульгарной, то девственно невинной и юной.
Наверно от него исходило неуловимое эротическое обаяние, поскольку дамы, на которых он медитировал в мимолётных грёзах, как правило, замечали пристальное внимание, начинали едва заметно кокетничать, словно вручали контрамарку на разрешение познакомиться и отдавались.
Никита привык к вниманию дам. Ему везло на жадных до оргазмов любовниц, презирающих предрассудки и приличия, предпочитающих романтическим прелюдиям и прогулкам при Луне бешеные эротические скачки, иногда вопиюще непристойные, о каких в приличном обществе даже упоминать не принято.
Страсть всегда возникала в его организме спонтанно и так же неожиданно исчезала. Яркие впечатления от секса были подобны вспышкам молнии: они заставляли мужчину обходиться с любовницами уверенно, с допустимой степенью насилия и наглости, на что женщины не обижались.
Им импонировала дерзкая настойчивость Никиты, лихие гусарские наскоки, грубоватые ласки, мощные проникновения, умение довести до оргазма, безумная жажда удовольствий и даже склонность к экспериментам.
Дольше всех Никита обхаживал Катьку, добротно скроенную рыжую разведёнку, которая умела завести, кончала как автомат Калашникова, хорошо готовила и ни на что не претендовала, кроме небольших сумм в дни получки и аванса.
И да, она умела быть благодарной.
От всех прочих сладких и чувственных граций Никита быстро уставал. Буквально на втором или третьем свидании он вдруг замечал прыщи и морщины, изъяны экстерьера и характера, скверные привычки.
Любовник начинал принюхиваться, бурчать, сравнивать партнёрш с женой и с Катюхой.
– Такие несуразные коленки, – вдруг замечал он, – неприятно гладить. Грудь и попа у неё так себе, пузо в растяжках, вены в узлах. Да и ленива. Любовница должна совмещать гибкость гимнастки, энергию спринтера, выносливость марафонца и скакать. Скакать, а не валяться куском недожаренного бифштекса.
И вот очередные условно стройные ножки, сомнительно упругая грудь, абсолютно, если быть честным, заурядного формата, вновь завладевают его вниманием, включая пусковую кнопку влюблённости, приводят в состояние экстаза, сопротивляться которому нет сил.
Глаза Никиты жадно, с вожделением рассматривают новенький объект неодолимой страсти, буквально съедая его живьём. Чего на самом деле нет – он сам замечательно додумает.
Неожиданно и вдруг оказывается, что у этой девушки магические, просто колдовские бирюзовые в крапинку глаза, пронизывающие насквозь всё его восторженное существо до сакрального низа, где хранятся амулеты желания, которые сигналят и топорщатся, пробуждая ненасытного первобытного зверя.
Фантазёр начинает клацать зубами, как от холода. Его трясёт и ломает, холодный пот неприятно струится между лопаток, вызывая зуд и жжение в раздувшейся от грёз голове, опускающейся ниже пояса.
А причина всего этого безобразия – вот она: стоит немного поодаль, беззаботно, застенчиво хлопая ресничками, и не обращает на него никакого внимания.
Обидно.
Знала бы девчонка, какой ураган сметает в его душе последние крохи стеснения – сама бы на