«… Вследствие полученных свидетельств государственной измены мы, Коптон III из рода Валиндоров, король Пятнадцати островов, волею крови, Света и Тьмы, во имя мира и процветания королевства Пятнадцати островов, приговариваем принца Фейсала к смертной казни…»
Здесь перо выпало из рук писавшего, оставив на желтоватой гербовой бумаге иссиня-чёрную кляксу, очертаниями напоминавшую уродливую птицу. Мужчина провёл рукой по лбу, с которого катились капли липкого пота и раздражённо вытер мокрую ладонь о шёлковый рукав рубашки. Потом он в изнеможении откинулся на спинку кресла. О, Свет и Тьма! Последняя родная душа! Плевать на этих придворных хлыщей, бросающих на него, своего короля, косые взгляды. Их грязные мысли он видел насквозь. Всё чаще под сводами его дворца и в головах подданных звучало проклятое имя Мортентага. Но Коптона Валиндора не зря назвали Несгибаемым. Он уже пережил потерю семьи, любви и дружбы. Это будет последним испытанием, после смерти Фейсала никто и ничто не сможет его ранить. Последняя жертва на алтарь благополучия королевства, будь оно трижды проклято…
Король поднялся, медленно облачился в широкий бархатный плащ и взял подписанный приговор. Казнь следует осуществить тайно. Скандал ни к чему, а те, кто собирался использовать юного принца в своих предательских планах, не смогут это сделать.
Коптон неслышно прошёл по коридору. Охранники у дверей спальни Фейсала, было, схватились за мечи, но, увидев короля, низко поклонились. Коптон вошёл и, крадучись, приблизился к кровати, закрытой пологом. Рядом, в широком кресле дремала полная женщина. Рыжие кудрявые волосы, выдававшие в ней уроженку Кьерлунда, выбивались из-под белоснежного чепца, а шнуровка на полотняной блузе едва удерживала объёмистую грудь. Коптон невольно засмотрелся, потом сердито тряхнул головой, положил приговор на прикроватный столик и потёр руки: под пальцами засверкали зеленоватые искры, медленно сплетающиеся в очертания тонкой змеи, покрытой неровными пупырышками. Король немного отодвинул полог и положил змею на простыни. Тварь едва слышно зашипела и, сверкнув красноватыми глазами, приподняла свою отвратительную голову, и тот же момент была перерублена пополам, а король рухнул, как подрубленное дерево, от аккуратного, но сильного удара по голове.
Полог распахнулся, из-за него кровати вылез молодой коренастый мужчина с небольшим шрамом на верхней губе. Он брезгливо вытер зловонную пузырящуюся кровь с лезвия кинжала и обратился к кьерке.
– Вы отлично справились, Хельга.
Женщина бросила на пол небольшую дубинку и, прижав руки ко рту, разрыдалась:
– Господин, он же совсем сумасшедший!
– Вот и пришла расплата, – хмуро ответил мужчина, разворачивая документ, оставленный королём на столике.
– Что ж, выхода нет, – тихо пробормотал он спустя несколько мгновений. – А пока пусть Его Величество думает, что всё удалось. Так мы выиграем немного времени.
Час спустя на грузовой пристани Тронного острова готовился к отплытию корабль. Мужчина со шрамом давал последние наставления кьерке:
– Команда не знает, кто у них на борту. Я сказал капитану, что отправляю в поместье свою родственницу с сыном. Не называйте его настоящим именем! На Храмовом острове вас встретят. Это письмо передадите госпоже. Я приеду, когда… Не знаю.
Он сунул Хельге узкий белый конверт и заглянул в окно каюты. На узкой койке спал прехорошенький мальчик двух-трёх лет. Это и был принц Фейсал, которого больной разум венценосного брата приговорил к смерти. Хельга, служившая кормилицей и нянькой маленького принца, спрятала письмо и дрожащим голосом спросила:
– Господин, что же теперь будет-то?
Мужчина вздохнул:
– Боюсь, что ничего хорошего.
***
Вернувшись в свои покои, придворный несколько минут нервно мерил шагами свой кабинет. Пару раз с его губ срывался отчаянный полушёпот-полустон. Наконец, приняв решение, он сел за письменный стол, взял перо, быстро набросал несколько строк и сноровисто запечатал письмо в плотный конверт из непромокаемой бумаги.
Потом мужчина повернул скрытый рычаг под крышкой стола, и в стене открылась низенькая дверь, за которой виднелась винтовая лестница. По ней придворный поднялся в башенку, где на широких насестах сидели большие вороны. Подойдя к самой крупной птице, сидевшей в тёмном углу, мужчина со шрамом ласково погладил её по глянцевым перьям. Ворон открыл один глаз и тихо каркнул.
– Давай, Освальд, – сказал мужчина, прикрепляя пакет к лапке птицы. – Время пришло. Лети домой.
Умная птица, склонив голову набок, пристально оглядела его, и мужчина вздохнул:
– Я был бы рад никогда не возвращать тебя ему.
Мужчина с вороном, сидящим на руке, подошёл к окну. Почти рассвело, на горизонте алела полоска солнечного света. Освальд переступил на подоконник и, ещё раз оглянувшись на хозяина, вспорхнул вверх. Мужчина долго смотрел ему вслед, а в голове теснились мрачные мысли. Потом он прошептал:
– Как же я ошибся! Как мы