Пролог
Прохладный ветер, дующий через приполярную тундру, шелестел тонким нейлоном моей палатки, холодный воздух освежал и помогал расслабиться. Солнечный свет пробивался сквозь тонкую дымку высоких перистых облаков, мягко нагревая палатку, и в ней было особенно хорошо. Я поуютнее устроился в спальнике и вскоре погрузился в глубокий сон. Было уже за полдень, шел двадцать девятый день девятисоткилометрового похода на каноэ, в который я отправился с пятью другими гребцами.
Из глубины сна я резко вынырнул и сел, задыхаясь, отчаянно торопясь проснуться и обрести ясность мыслей. Грудь моя вздымалась, легкие жадно ловили воздух, словно я только что вынырнул из-под волны. Я уже не помнил, что мне приснилось. Встревоженный, я оглядел палатку. Здесь напрочь отсутствовало ощущение времени, и все же меня охватило тревожное чувство, будто я куда-то опаздываю.
Подгоняемый тревожной мыслью о том, что мне надо куда-то спешить, я быстро оделся, обулся, вышел из палатки и широкими шагами стал подниматься на холм, забираясь на крутой скалистый гребень над нашим лагерем. Все еще ощущая тревогу и стряхивая с себя плотно державший меня дурман сна, я вскоре запыхался от тяжелого подъема. На то, чтобы подняться по гребню метров на тридцать по вертикали, у меня ушло несколько минут. Наверху я увидел лунный пейзаж с округлыми гранитными куполами, разбросанными среди более мелких камней. Я стоял на высоте более ста двадцати метров над необъятной голубой ширью озера Принцесс-Мэри[1], и вид отсюда открывался почти на пятьдесят километров во все стороны. Безлесный простор поражал величием, а расстояние трудно было постичь.
Ошеломленный увиденным, я повернулся к небольшой возвышенности вдалеке, увенчанной сложенной из камней пирамидой-инукшуком, и продолжил движение. Nikon в водонепроницаемом противоударном кейсе оттягивал мне руку. Я решил, что не буду доставать фотоаппарат, пока не доберусь, куда наметил. Я шел мимо маленьких округлых валунов, много веков назад оставленных вдоль гребня сползавшими с него ледниками. Большой месяц склонился на небе впереди по ходу моего движения, указывая на север, в сторону Северного полярного круга. Я шел, рассматривая поверхность гребня и любуясь искорками солнечного света в граните и серо-зелеными цветками лишайника.
Ощущение, словно я опаздываю куда-то, постепенно отступало, и я начал успокаиваться. Мысли мои блуждали. Я думал о предстоящем выпускном классе в средней школе и о книге для летнего чтения, лежавшей у меня в кармане, – это был «Клуб лжецов»[2]. Быстро отбросив мысли о книге, я вспомнил о кейсе с фотоаппаратом и стал прикидывать, что стоит сфотографировать прежде всего. Я миновал пятна лишайников и россыпи гранита, прошел мимо растущей пучками травы. Доставать фотоаппарат или читать мне было лень, и я решил посидеть рядом с инукшуком – место казалось идеальным.
На полпути к пирамиде я по-прежнему смотрел себе под ноги, взбираясь по одному из пологих гранитных куполов, когда краем глаза вдруг отметил, что наверху что-то мелькнуло. Я резко вскинул голову. Метрах в девяти от меня, на вершине купола, двигалось животное. Коричневый мех. Все во мне сжалось, а пульс забился в два раза быстрее. Все мышцы от плеч до ног разом напряглись. Я вспомнил об агрессивных овцебыках, которых мы видели раньше. Нас предупреждали, что они очень опасны. Пока мой мозг был занят расшифровкой стремительно передающихся сигналов синапсов и зрения, я сделал гораздо более страшное открытие. Передо мной был не овцебык – все оказалось куда хуже. В этот момент взгляд существа встретился с моим. На меня пристально смотрели черные глаза медведя гризли.
Часть I
Глава 1
Заброс в тайгу: дни 1–2
Есть магия в ощущении весла и движении каноэ, магия, смешанная с расстоянием, приключениями, одиночеством и покоем. Путь каноэ – это путь дикой природы и почти забытой свободы. Это противоядие от неуверенности, открытая дверь к водным путям прошлых веков и образу жизни с глубоким и неизменным удовлетворением. Когда человек становится частью своего каноэ, он становится частью всего, что когда-либо знали каноэ.
Самолет вибрировал от неприятного гудения работавших вхолостую моторов. Нам предстояло целый час лететь, а затем сорок два дня идти на веслах. Пилоты, со своего «насеста» руководившие нашей посадкой в самолет с поплавка, уже погрузили в Twin Otter наше снаряжение – оно громоздилось от носовой перегородки до уложенных высокой кучей объемных рюкзаков в хвосте. Три каноэ марки Old Town Tripper заняли всю правую часть салона. Свободным оставалось лишь пространство вдоль узкого ряда из шести полотняных сидений с левой стороны, а также возле неплотно завинченной запасной бочки с топливом, что стояла сразу за креслом второго пилота. Вентилятор подхватил испарения реактивного топлива, и мы напрасно