– Но дядя! У меня сводит живот, и пальцы покалывает. А вдруг я заболела?
Джеймсу Гилли хотелось указать девочке, что больна она исключительно невежеством. Граф рявкнул на племянницу так, что ей пришлось замолчать. Оставшееся время мессы она продолжала смотреть то в пол, то на кудрявую шевелюру Томаса Стерлинга, преспокойно сидящего в правом ряду скамеек.
Так проходили летние дни на восточном побережье. Амелия скучала и время от времени сталкивалась с Томасом либо в доме Стерлинга, либо где-нибудь поблизости. Ей так и не удалось узнать, где он пропадал, пока его отец и многочисленные гости, порой появлявшиеся во владениях, опустошали хозяйские запасы вина и бренди, вели разговоры о политике и здоровье короля Георга. Амелия лениво слонялась между маркизами и баронами, бессовестно таская с подносов закуски. Иногда она размышляла о том, как умело младший Стерлинг уворачивался от вездесущих представителей местного дворянства, которые так и норовили «пообщаться» с молодым лордом, а в сущности наверняка желали подсунуть ему очередную миловидную наследницу с огромным приданным. Сам же Эндрю Стерлинг всерьёз беспокоился, что его сын не заинтересован в женитьбе, но заставлять того просить руки дочери какогонибудь мормэра[6] не торопился. Он планировал для начала отправить сына в Эдинбург, где тот обосновался бы у одного из его приятелей вигов. Стерлинг мечтал, что сын займёт место в совете, который, по завещанию короля, будет руководить страной вместе с регентшей Августой[7], супругой покойного принца Уэльского, пока их сын не достигнет совершеннолетия.
Няньки и прислуга не могли развлечь Амелию, и она бродила по пустым залам огромных владений, в надежде чем-либо себя занять. Именно так однажды она обнаружила Томаса в хозяйской библиотеке; он сидел на мягком персидском ковре, обложившись книгами и картами, а когда Амелия приблизилась, улыбнулся ей и поманил пальцем. Ей и в голову не пришло отказаться и уйти. И пусть уже ночь приближалась, а порядочной леди не положено было бродить по дому одной в столь поздний час, Амелия решила об этом не беспокоиться.
Она присела рядом с молодым человеком, (непозволительно близко, но этот факт они оба проигнорировали), и Томас стал показывать ей совсем новые карты колонизированной Северной Америки. Для Амелии словно исчезли границы пространства и времени, ей даже не нужно было слушать его голос, просто находиться рядом. Он был первым из взрослых, кто относился к ней, как к равной, и не указывал, что можно, а что нельзя. Амелия привыкла к одиночеству и не слишком жаловала мужчин, кроме дяди, разумеется. Томас нравился ей, и пусть она плохо знала его, он относился к ней благосклонно и был любезен.
Они стали часто проводить время вместе, в основном вечерами, когда прислуга и няньки девочки были менее зоркими, считая, что та преспокойно спала в своей спальне. Обычно Амелия читала вслух Гомера или Данте, а Томас восседал в кресле возле камина, то прикрывая глаза, то задумчиво вглядываясь куда-то вперёд, будто