Театр для меня является смыслом жизни, любимым делом. На сцене я по-настоящему счастлива. Самыми яркими событиями в моей жизни были встречи с такими выдающимися режиссерами, как Георгий Товстоногов, Кама Гинкас, Александр Галибин, Григорий Козлов, Александр Кузин. К кино я отношусь как к подарку судьбы. Мне посча стливилось сниматься у Алова и Наумова в «Беге», у Мотыля в «Белом солнце пустыни», у Говорухина в «Месте встречи изменить нельзя». А с какими партнерами мне довелось работать благодаря этим картинам: Михаил Ульянов, Евгений Евстигнеев, Владислав Дворжецкий, Павел Луспекаев, Владимир Высоцкий!.. Я не устаю повторять: «Если бы не мой папа, его вера в меня, вряд ли что-нибудь получилось…» Папа был очень артистичным, любящим искусство человеком, пел в ан самбле Клавдии Шульженко. Он работал водителем у секретаря харьковского обкома Павла Постышева. В период сталинских репрессий в возрасте девятнадцати лет был осужден по статье 58-10. Помню, как папа рассказывал о прощании с матерью. Эта сцена на всю жизнь врезалась в его память. Поезд с осужденными тронулся. Вдруг обезумевшая от горя мать прорвалась сквозь оцепление. Она бежала по пустому перрону за поездом и кричала: «Димочка! Димочка!» На глазах у папы солдат прикладом грубо отбросил ее в сторону. В Магадане вместе с другими заключенными играл в музы кально-драматическом теат ре. Папа всегда говорил: «Есл и бы не лагеря, разве встретил бы я столько талантливых и интересных людей!» В 1956 году папа был полностью реабилитирован. В Якутии, в поселке Зырянка, где папа жил уже на поселении, он встретил мою маму, у них родилась я. Папа очень любил меня. Будил по утрам, целуя пяточки. «Папа, дай поспать, пожалуйста», – бормотала я спросонья. Когда мне исполнилось три года, мы переехали в Харьков. В городе папе жить было запрещено, и поэтому мы поселились у дедушки. Дед работал сторожем в огромном колхозном саду. Это был рай! Помню себя только вечно жующей: то под яблоней полежишь, то под сливой… Свою несбывшуюся мечту о сцене папа старался передать мне. Он был уверен, что его единственная дочь непременно в будущем станет акт рисой. И просил меня никогда не менять девичью фамилию: – Хочу, чтобы она прозвучала! – Пап, ну что это за фамилия для актрисы – Ткач?! – возмущалась я. – Да только чтобы избавиться от нее, стоит выйти замуж!
Но я так сильно любила папу, что выполнила его просьбу: два раза была замужем, но так и осталась Ткач. После окончания школы хотела уехать учиться в Москву, там жила моя бабушка. Но папа не отпустил меня: «Ну куда ты, такая маленькая, поедешь? Тебе всего шестнадцать лет!» Да я и сама была страшной трусихой и с первого раза поступила в Харьковский театральный институт. Папа был счастлив, что я осталась в родном городе. Учебу в институте всегда вспоминаю с большой теплотой. Еще на консультации наш будущий педагог Трофим Карпович Ольховский пытался отговорить абитуриентов от безрассудного шага: «Вас ждет нищенская актерская жизнь! Зачем вам театральный? Идите вон напротив – в кулинарный техникум! Будете сыты, и семья будет довольна!» Первого сентяб ря Трофим Карпович встретил нас со вздохом: «Ну, здравствуйте, бидные мои диты!» Я была студенткой добросовестной: не пропускала лекции, готовила этюды, читала труды Станиславского. Как-то спросила у Трофима Карповича: – В чем моя сверхзадача? В ответ услышала: – Да зачем тебе это? Выйдешь на сцену, на тебя посветят, публика будет довольна. Прошли годы. Я уже жила в Ленинграде, работала в БДТ. Приехала в Харьков повидать родных. На улице случайно встречаю своего пе дагога. – Привет, ахверистка! – Почему это? – Да потому что после моих занятий – и сразу же в БДТ! Точно ахверистка! Трофим Карпович скромничал: он был прекрасным педагогом – у него учились Алексей Петренко, Нина Русланова и другие известные артисты. Правда Русланова у нас не доучилась. Однажды, услышав, что в «Щуке» недобор мальчиков, она рванула в Москву. «Послушайте меня, – сказала она приемной комиссии. – Я согласна играть мужские роли». И ее взяли… Мы потом часто пересекались с Алексеем Петренко на съемках, вспоминали нашего Трофима Карповича. Алексей был ему очень благодарен: «Если бы не Ольховский, никогда не стать бы мне актером». Ведь Алексей дважды пытался поступать в Киеве, но его не брали, а Трофим Карпович только увидел – и сразу же принял. Ректор театрального института читал нам лекции по изобразительному искусству. Как-то он пришел на занятия явно чем-то расстроенный. Открыл свои записи, почесал затылок и, как бы смущаясь, произнес: «Ну и темка у нас сегодня «Ымпрессионисты». В жизни такое не преподавал бы, но ничего поделать не могу – по программе положено. Одно вам скажу: мой маленький сын так малюет!» Спустя годы я случайно встретила его на берегу озера. Он сидел с удочкой. «Слухай те, Ткач, вы сейчас ведь в Ленинграде живете? Неужели ымпрессионисты там до сих пор высять? Надо же! А меня из института уволили. И кто теперь будет культуру в массы несть? – покачал он головой. – Ой, извините, у меня клюеть!» Как-то на втором курсе приехала на каникулы в Ленинград. Этот город мне понравился до безумия. Фотографировалась на гранитной набережной, лежа на снегу, и думала: «Я непременно покорю этот город!» Помню, как осмелилась в тот приезд зайти в Театр комедии. Вдруг вижу – навстречу идет главный режиссер Николай Павлович Акимов. – Николай Павлович, можно я вам почитаю? – набралась я храбрости. – Пожалуйста, деточка. Прямо на мраморной