восприняли как сказку, слухи об этом ходили, но так и остались слухами. Всех подробностей убийства Малгха никто никому не рассказывал, да и не поверил бы никто. Так, в пересудах и взаимных подозрениях, было упущено драгоценное время. Левобережцы практически беспрепятственно пересекли Дунец, по которому проходила граница и огромное войско вторглось вглубь восточных земель. Приграничные княжества были смяты как прошлогодняя листва, враг не щадил никого. Мужчин, детей и стариков убивали, часть из них, в качестве рабов отправляли на запад. Судьба женщин была печальней всего, их отдавали на потеху войску, после чего выжившие молили о скорой смерти. Безнаказанность в людях будит чудовищ, когда же речь идёт о борьбе со злом, в котором все средства хороши, возникает невероятная, извращённая кровожадность, подпитываемая мыслишками о собственной праведности. Пограничные земли были утоплены в крови. Захар специально провёл всю свою сотню по сожжённым деревням, отдав категоричный приказ ни в коем случае не вступать в схватку с врагом. Следы зверств левых, увиденные пластунами, тяжёлым камнем легли в их сердцах. В самой первой деревне, дымящейся остывающим пепелищем, тела были брошены там же, где их убивали, хоронить было некому. Тогда же, Захар впервые увидел слёзы на глазах, гнутых и битых жизнью, мужчин. Из крайней избы вышел Ратибор, сжимая что-то в побелевшем кулаке. Захар ничего не стал спрашивать, Ратибор сам подошёл к нему, и протянул руку, открыв ладонь. На одубевшей от мозолей ладони лежал ботиночек. Маленький, такой, детский ботиночек, с заботливо вышитыми женской рукой узорами. Ботиночек был как-то неестественно смят, шнурок был разорван надвое, возле бантика, словно кто-то с силой сорвал его с детской ножки.
– Там…, возле печки нашёл…, остальное внутри…
Люди сильно изменились, особенно молодёжь. То, что левобережцы принесли на их землю, напрочь выветрило романтичные представления о войне, переставшей восприниматься как героические приключения. Больше за подвигами никто не гнался, люди жаждали мести и чем больше каждый из них мог прожить, тем больше мог утолить эту жажду. Вскоре пластунская сотня стала воплощением ужаса для врага. Они появлялись из ниоткуда, наносили удар и растворялись. Уничтожались лошади, сжигалось, всё что горело, травилась вода, пища, уничтожались подводы с продовольствием. Жнец объединил то, что считалось несоединимым, магию и механику, теперь минировалось всё, что могло минироваться, враг нигде не мог быть спокоен. Мара тоже полностью оправдала полученное при рождении имя. Она стала воплощением смерти, высасывая жизнь из вражеских солдат и создавая яды. Каждый куст, каждая тропинка и дорога стала ловушкой для врага. Не встретив ни разу открытого сражения, левые несли потери. Это сильно тормозило наступление и выматывало людей. Захару удалось заронить страх во вражеский стан. Выплеснуть свою злобу было не на ком, все деревни по пути оказывались пустынны и сожжены. Правобережцы все ушли, поняв, что пощады
