– На улице, типа, дождь? – осведомился из кухни Атасов.
– Не гони, блин. Очень, в натуре, смешно. – Протасов прошел в гостиную. – Слышь, Эдик, нам бы шмотки поменять.
Эдик неодобрительно посмотрел на лужу, оставленную Протасовым на ковре, перевел взгляд на лицо Валерия, после чего желание сделать замечание у него, очевидно, пропало.
– С-сейчас.
Атасов молча поставил чайник на электроплиту.
– А где Планшетов, зема? – поинтересовался Вовчик, растирая скулу, давно не встречавшуюся с бритвенным станком.
– Шибздец Планшетову, – лязгая зубами, сообщил Протасов. – Пропал.
– Что значит, пропал?
– Утоп, блин. Пошел на корм рыбам.
– Каким р-рыбам?! – Эдик чуть не выронил сухие вещи, которые держал на изгибе локтя.
– Натуральным, придурок. Из реки.
– Утоп? – недоверчиво повторил Волына.
– Ты чего, в натуре глухой?! – рявкнул Протасов, потеряв терпение. – Утоп, значит, утоп. Буль-буль, и готово. Усек?!
– А то, – пролепетал Волына, бледнея. – По-любому усек, зема.
Армеец только открыл рот, когда в гостиную, будто смерч ворвался Гримо, принявшись скакать, как горох на сковородке. Целиком в своем духе.
– Хотя бы собака нашлась, – еле слышно сказал Бандура, механически поглаживая массивную голову пса. Атасов с тревогой покосился на приятеля. Андрей казался раздавленным. Он находился в квартире, и, в то же время отсутствовал. Можно было не сомневаться, приятели угодили в беду.
– Кристину не нашли? – тем не менее, спросил Атасов. Хотя, мог и не спрашивать. То, что операция провалилась, было понятно без слов. Бандура окончательно сник. Валерий только покачал головой.
– Протасов, что случилось?
– Ты не поверишь, – выдохнул Протасов. – Полная жопа. Конкретная, в натуре. Жопа, чтоб ты понял, с ручками.
Вначале ничто не предвещало беды. «Рейндж Ровер» благополучно миновал КПП на выезде из города. Не успел Бандура как следует разогнать машину, благо, автострада позволяла, и мотор тоже, как они уже пересекли городскую черту Вышгорода. Слева, на высоком холме, виднелись руины старинной колокольни, вглядывавшейся пустыми глазницами выбитых окон в просторы атеистской страны. Говорят, в ней некогда похоронили княгиню Ольгу, ту самую, что жестоко расправилась с древлянами. Над куполом без креста проскальзывали низкие, рваные облака. Они обещали дождь или снег. Порывистый ветер раскачивал на ходу массивный джип, свидетельствуя о приближении к морю.
– И где оно? – спросил Андрей, пытаясь обуздать разгулявшиеся нервы. Его снедало нетерпение.
– Сейчас появится, чувак, – заверил Планшетов. – Не расслабляйтесь, пацаны. Там, за плотиной, еще один КП. Ох, и козлы там работают! Киевские гаишники отдыхают.
– Открыл ты, блин, Америку, – опустив стекло, Протасов смачно сплюнул. Планшетов на заднем сидении зажмурился, но, был спасен порывом ветра. Прямо по курсу, на невысоком постаменте Андрей разглядел массивную каменную чайку, величиной с птеродактиля, если не больше.
– Что за зверь? – спросил он, просто для того, чтобы не молчать. Протасов осклабился:
– Ты, Бандура, неумный. Ни хрена не рубишь в пернатых?
– Я серьезно.
– Блин, птица как птица. Что тебе не нравится?
Дорога вскарабкалась на дамбу, подпиравшую массивные железобетонные конструкции гидроэлектростанции. Издали плотина напоминала губную гармошку, которую положили поперек ручейка. Пенная вода у шлюзов отливала йодом. Бандура вращал головой, разглядывая то далекие холмы правобережья в панораме заднего стекла, то искусственное море слева, ощетинившееся вполне морскими волнами. Многотонные громадины мостовых кранов стояли неподвижно, как египетские сфинксы. В шлюзе как раз находился теплоход. Правда, вода только начала поступать в глубокий каменный колодец, так что был виден лишь фрагмент обтекаемой крыши. Вода у дальней стенки, поступая в резервуар, шипела и пенилась. Замшелые стены выглядели угрюмо и неприветливо.
– «Восход», – сказал Планшетов. – Прогулочное корыто на подводных крыльях. Сейчас петлю по морю завернет, и сразу обратно.
– Сейчас никто никуда не плавает. – Протасов вздохнул, вспомнив «Метеор»,[1] едва не утопивший его и Ольгу чудесной летней ночью под Украинкой. – Раньше реально часто ходили. Вниз, вверх, куда хочешь. Я к бате в Припять плавал. Сидишь, короче, как в самолете, музыку слушаешь…
– А сейчас?
– А куда сейчас плавать? – Протасов насупился. – Порт закрыт. Навечно.
Разглядев на горизонте парочку густо поросших лесом островов, Андрей обернулся к Планшетову.
– Красивые места… – тревога постепенно усиливалась. Она наполняла его, как если бы он был пустым сосудом. «Это хорошо, что со мной Протасов и Юрик. Хотя, одиночество и компания, – состояния совместимые,