– Ардита! – сурово позвал седовласый господин.
Ардита издала тихий, ничего не значащий звук.
– Ардита! – повторил он. – Ардита!
Ардита томно подняла перед собой лимон, и с ее язычка, еще не коснувшегося мякоти, слетели три слова:
– Прошу, закрой рот.
– Ардита!
– Ну что еще?
– Ты готова меня выслушать или прикажешь позвать стюарда, чтобы он тебя подержал, пока я буду говорить?
Лимон медленно и презрительно поплыл вниз.
– Изложи в письменном виде.
– Не могла бы ты для приличия закрыть эту мерзкую книгу и отложить свой проклятый лимон – хоть на минуту?
– А ты не мог бы оставить меня в покое – хоть на секунду?
– Ардита, мне только что телефонировали с берега…
– Телефонировали? – Она впервые проявила какое-то подобие интереса.
– Да, насчет того, чтобы…
– Не хочешь ли ты сказать, – перебила она, оживляясь, – что тебе разрешили протянуть сюда провод?
– Да, и только что…
– А другие яхты за него не зацепятся?
– Нет. Кабель проложен по дну. Пять мин…
– Вот это да! Супер! Все науки – от скуки, или как там говорится?
– Может, ты позволишь мне закончить?
– Выкладывай!
– Ну, похоже, что… что я сюда… – Он умолк и пару раз нервно сглотнул. – Так вот, юная леди. Полковник Морленд звонил вторично: просит во что бы то ни стало привезти тебя к ужину. Его сын Тоби ради знакомства с тобой не поленился прилететь из Нью-Йорка; будут и другие молодые люди. Последний раз спрашиваю: ты соизволишь…
– Нет, – отрезала Ардита, – ни за что. Я отправилась в это гнусное плаванье с единственной целью – попасть в Палм-Бич, и своих намерений не скрывала, а потому я решительно отказываюсь встречаться с каким-то гнусным стариканом-полковником, с его гнусным сыночком Тоби, с какими-то гнусными юнцами – ноги моей не будет ни в одном городишке этого очумелого штата. Так что либо вези меня в Палм-Бич, либо замолчи и скройся.
– Отлично. С меня хватит. Увлечение этим человеком, который известен только скандальными выходками, человеком, которому твой отец не позволил бы даже произносить твое имя, бросает на тебя тень полусвета и отрезает от того круга, в котором, как принято считать, ты выросла. Отныне…
– Знаем, знаем, – иронично перебила Ардита, – отныне ты пойдешь своей дорогой, а я – своей. Слышали. Пойми: я только об этом и мечтаю.
– Отныне, – высокопарно провозгласил он, – ты мне больше не племянница! Я…
– О-о-о-ох! – Этот стон вырвался у Ардиты агонией грешной души. – Хватит нудить! Исчезни, сделай одолжение! Прыгни за борт и утопись! Или я сейчас запущу в тебя книгой!
– Только посмей…
Вжик! «Восстание ангелов» взмыло в воздух, прошло на расстоянии точеного носика от цели и с готовностью нырнуло в люк.
Седовласый господин невольно попятился, а потом сделал два осторожных шажка вперед. Ардита, с вызовом глядя на него горящими глазами, вскочила и вытянулась во все свои пять футов и четыре дюйма[1]:
– Не подходи!
– Что ты делаешь? – вскричал он.
– Что хочу, то и делаю!
– Ты стала совершенно несносной! С таким характером…
– Это все из-за тебя! Если у ребенка портится характер, виной тому родня! Да, я такая по твоей милости.
Бормоча что-то себе под нос, ее дядюшка развернулся и на ходу громогласно приказал спустить шлюпку. После этого он возвратился к тенту, под которым Ардита, занявшая прежнее место, сосредоточенно изучала лимон.
– Сейчас я сойду на берег, – с расстановкой произнес он. – Потом отбуду вторично, в девять вечера. Когда вернусь, мы пойдем обратным курсом в Нью-Йорк,