Ресторан для этой жуткой эпохи гражданской войны оказался ещё и довольно приличным.
Головинский сел за столик в дальнем углу.
– Господин офицер, чего кушать будете? – подбежал к нему половой, мальчишка лет пятнадцати, стриженный и опрятно одетый.
– Принеси мне шашлык, овощи, хлеб, – осматривая зал, попросил Владимир.
– Обязательно, господин офицер! А пить, чего желаете? – половой впился в него своими карими глазами.
– Воду холодную… – вздохнул Головинский.
– Господин подъесаул, – нагнулся к самому его уху мальчишка, – есть гарный первач! А для особых клиентов и коньяк… Настоящий!
– Спасибо! Воды принеси! – повторил Владимир.
В ресторан зашла группа офицеров. Все в новеньких мундирах, на погонах звездочки блестят, портупеи скрипят… От начищенных сапог отражаются солнечные лучи.
– Господа! Господа, – а вы слышали этот анекдот? – весело орал молодой, лет двадцати двух, подполковник с животиком и красной физиономией.
– Рассказывай, не томи! Василёк, давай! – громко упрашивал его, другой тип, высокий и худой лет двадцати пяти, также с погонами подполковника.
– Ха-ха-ха-ха! – громко заржали два капитана, которые были с ними.
– Гарсон! Гарсон! – заорал высокий и худой, – тащи коньяк! Шустовский, разумеется! Шампанское «Абрау Дюрсо». Икорки паюсной, ветчинки. У тебя есть ветчина?
– Есть! У нас всё есть, господа офицеры! – половой угодливо согнулся перед подполковником.
«Белое Движение терпит крах вот из таких ублюдков, как эти, «так называемые» офицеры! Это же тыловики, снабженцы! Они спекулируют всеми товарами, которые нашей армии поставляют союзники. На фронте солдаты и офицеры в дырявых шинелях воюют, в рваных сапогах или, даже, босиком! А эти сволочи всё продают! Погоны нацепили… Сволочи! Сволочи! – в груди у Головинского стало «гореть». – Зимой сколько обмороженных было! Тысячи! А такие вот твари все полушубки «налево» продали!»
Мальчишка принёс шашлык. Но аппетит у Головинского почему-то резко пропал. От желания вынуть из кобуры свой парабеллум и застрелить всех этих подонков, сидящих совсем рядом, начали трястись руки.
Владимир съел несколько кусочков мяса, выпил стакан воды. Затем достал из кармана тощую пачку «николаевок», отсчитал несколько ассигнаций.
– Уважаемый, этого хватит? – подозвал он мальчишку.
– Да, господин офицер! Спасибо! – широко улыбнулся тот, быстро пряча деньги в свой чёрный передник.
«Что делать? Надо принимать кардинальное решение,» – Головинский остановился у высокого Обелиска, сооружённого в честь 200- летия Кубанского казачьего войска на углу улиц Красной и Новой. За спиной у него вещевой мешок, в левой руке – видавшая виды прожжённая в двух местах шинель. Постоял, а затем продолжил медленно идти по Красной, тяжело опираясь на толстую палку, левую ногу почти парализовал приступ сильной боли.
«У меня четыре варианта. Первый – найти безлюдное место и пустить там себе пулю в висок. Второй – добыть гражданские документы, жениться и остаться жить на Родине, оккупированной большевиками. Третий – уехать заграницу. Четвёртый – попасть каким-то образом на фронт и погибнуть в первом же бою. Какой выбрать?»
Сделать выбор было нелегко… «Жить «под большевиками» Владимир не сможет. Да и зачем? Ведь у него в России нет никого из родных. Мама, отец и сёстры погибли… Любимая тётя умерла, оставив Головинскому сейф набитый её ювелирными украшениями и деньгами. Выходит, что и погибать не за кого! Он прошёл всю Великую войну, а затем начал бороться против красной нечисти. Участвовал в Первом Кубанском походе. Потом был ранен во время освобождения Екатеринодара, после чего и стал, практически, инвалидом… Ему двадцать пять лет, а он, кроме боёв, страданий, смертей ничего и не видел. Застрелиться или погибнуть в бою? А тысячи подонков в погонах, которые продали святую идею Белого Движения, останутся жить? Ну нет! Нет! Я лучше уеду! Куда? Не знаю! Деньги у меня есть! А это самое главное!»
Головинский с облегчением вздохнул. Самое трудное решение в его жизни было им принято. Теперь нужно было действовать!
На вокзале ему удалось купить одно плацкартное место до Новороссийска. Поезд пришёл часов в десять ночи. Теплушки, забитые солдатами, переполненные пассажирские вагоны… Начальник станции, лично, с помощью патруля помог Владимиру пробраться внутрь вагона.
Здесь Головинский сел прямо на пол в коридоре, накинул на плечи шинель и закрыл глаза, чтобы никого не видеть. Вагон был просто забит беженцами. Все ехали в Новороссийск.
«Зачем?» – удивился Владимир, невольно слушая чужие разговоры.
Поезд двигался очень медленно, часто останавливался, и тогда в ночной тишине слышались тревожные гудки паровоза.
– Упаси Боже! Не приведи, Господь! – все начинали молиться в вагоне. – Неужели зелёные! Не дай Бог! Не дай Бог!
Затем поезд продолжал движение, и народ облегчённо вздыхал.
Так