Радио. Игорь Анатольевич Тхаревский

ере осознать случившееся.

      Мы сидим в тесном салоне нашей разбитой машины. Стекла забрызганы грязью и покрыты частой сеткой трещин. По крыше монотонно барабанят мелкие капли дождя. Причудливо извиваясь, по окошкам стекают тонкие ручейки воды. Смешиваясь с грязью, они рисуют мутные неприятные разводы. Из-за них совершенно невозможно разобрать, что происходит за пределами машины. Кажется, будто снаружи не существует ничего, кроме бесконечного моросящего дождя и вязкого густого тумана. Из него и выскочил нам на встречу этот громадный лесовоз. Или мы выскочили ему на встречу. Какая уж теперь разница.

      Левый дворник дергается в конвульсиях каждые несколько секунд. Радио, словно живя своей собственной жизнью, еле слышно шипит, иногда негромко потрескивая. В некоторые моменты, кажется, что в этом шипении можно различить тихие голоса и, даже, отдельные невнятные слова. Дорогая обивка порвана в нескольких местах. Безвольными лохмотьями повисли подушки безопасности. Повсюду кровь.

      У мужа разбито лицо. Сломано несколько ребер. Он тяжело дышит. Слышится слабый сдавленный стон. Наверно очень больно. Его ноги раздроблены вдавленным внутрь двигателем. У меня… У меня все гораздо хуже. В момент удара я не была даже пристегнутой. Полезла искать выскользнувший телефон. Только голову чуть приподнять успела, и… В общем видок у меня еще тот. Слава богу, через лобовое стекло не вылетела. Хотя, о чем я. Вряд ли это что-то изменило бы.

      Трогаю холодный лоб мужа. Лицо очень бледное. Провожу ладонью по щеке:

      – Я с тобой, Егорушка, я с тобой. Все хорошо.

      Он открывает глаза. Некоторое время смотрит на меня непонимающе.

      – Ната. Натка… Ты здесь. Что случилось с нами? Мы разбились?

      – Ты забыл? Мы ехали с дачи. Туман этот треклятый. Еще дождь пошел.