Как же хорошо. Как же хорошо, Великий!
Сейчас по сценарию должна войти Нэнс и отдернуть шторы. Как сладко… Много зим мне не снилось поместье. Мне вообще после той резни на окончание десятого курса академии ничего, кроме кошмаров, не снилось. Только кровь, грязь, голова Акселя в петле и истлевшие кости скелета в подземелье с родовым перстнем Блау.
А тут какой-никакой дом. Какая качественная иллюзия!
– Виртас-с-с, – дядя почти шипел, – кто из нас двоих целитель?
Да что же такое происходит?
– Кастус, повреждения слишком сильные. Большую кровопотерю мы восполнили, но с ядом скорпиксов так сразу сделать ничего нельзя. Юная госпожа слишком долго пробыла в пещере. Зрение восстановится, но не меньше недели будет необходимо носить целительные печати. – Голос целителя был тих и убедителен. – Концентрация яда предельная, антидот я ввел, но…
– Юная госпожа, – дядя сделал особенно ядовитое ударение в стиле Блау на второе слово, – через две луны должна встречать родственный клан Хэсау. И никто, Виртас, никто заменить Вайю не сможет.
Я хохотнула про себя. На редкость забористая иллюзия.
Виртас умер в шестнадцатом, по дороге в Керн, в самом начале мятежей. Мой предусмотрительный и умный дядя, который так гордится своим гильдейством, прожил немногим дольше. Умер через пять зим в застенках Левинсбрау, но мы узнали об этом только через несколько лет, когда случайно опознали останки по родовому перстню. Сдох и не сдал Блау. Уже этим одним я гордилась: этот высокомерный хрыч, с которым мы так и не нашли общий язык, – мой дядя.
Родные стены, родные старые хрычи. Я бы прослезилась от избытка чувств, но нас не поили почти декаду, и выдавить даже одну слезинку просто небывалый подвиг.
Лучше иллюзия, лучше так, чем пялиться на то, что осталось в соседней камере от сира Фейу. Пытки, кровь, грязь. Человеческое существо в эгоизме своем считает, что никогда не сможет привыкнуть к такому, но это все чушь. Все привыкают. Всегда привыкают. Последний оплот проигранной победы. Армия Фейу и Тиров, высокомерные идиоты, положившие на алтарь своего величия последние четыре дивизии.
Четыре, мать их, дивизии. А все почему? Потому что идиоты.
Мы – идиоты. Последние идиоты войны, проигранной задолго до ее начала. Заложники и пешки. Старое, никчемное, уставшее воевать мясо.
Запах вереска стал сильнее. Я зажмурилась в попытке удержать иллюзию. Что мне вкололи? Или подмешали вчера в еду? Нет, нас давно не кормили. Действительно, зачем кормить сброд перед казнью. Мы все сдохнем через несколько дней, и никакой показательной порки, никаких знамен и сожженных штандартов, никакой вони. Бескровная победа. Кажется, это главный девиз нового, мать его, величества, да сдохни он в веках и неназываем в роду будет.
– Виртас, делай что хочешь и как хочешь, но послезавтра юная сира Блау должна приветствовать гостей рода, и если этого не будет… – холодно протянул дядя. Скрип сапог, щелчок хлыста и звук хлопнувшей двери ознаменовали уход моего дражайшего родственника.
Юная сира Блау. Точнее, последняя из всех Блау. Последняя выжившая. Самая бесполезная. Я до сих пор не понимаю, почему в этой войне выжила я, а не Данд, не брат, не дядя, в конце концов. Почему я? Самая бесполезная из всего рода Блау. Глаза защипало, и соленые слезы своевольно покатились дорожками, щекоча шею.
– Мисси… – Осторожный голос Нэнс послышался справа.
– Нэнс, госпожа под исцеляющим, она тебя не слышит. – Виртас вздохнул устало и забормотал: – Делай что хочешь, делай что хочешь, чтобы Вайю очнулась и была здорова до завтра, но это решительно невозможно. Я же не святой Асклепий, чтобы исцелять наложением длани.
– Мисси! Мастер Вирт, мисси плачет! Ей больно! – Нэнс взволнованно заламывала руки.
– Что… отойди… Нэнс… быстро! – Легкий ветер, щекочущее тепло диагностирующих чар, малая успокоительная печать в центр солнечного сплетения, легкий ободок холода и вкус мяты на языке. – Наставник скастовал малое обезболивающее. Вирт все-таки мастер плести чары с такой скоростью! До сих пор не понимаю, как в свое время в нашу глушь удалось заманить целого Светлого мастера-целителя. А сейчас уже и не спросишь. Не у кого.
– Вайю…
– Мисси…
– Вайю, девочка моя, Вайю, ну давай же, давай! – Вирт последовательно накладывал печати и цепочки чар, и на большом реанимационном круге я взвыла.
– Вирт, что вы творите… – Голос ломался, сложно говорить, когда твое тело безостановочно прошивают молниями, иллюзия иллюзией, но я же чувствую! – Реанимационный – это слишком!
– О, неужели госпожа добралась до трактата мастера Озерски по реанимации малых и больших организмов? – Голос Вирта сочился счастьем и довольством.
– Мисси, вы очнулись, мисси… – Нэнс ворковала вокруг, внося еще больше суеты, она потянулась поправить подушку и задела плечо. То самое плечо, которое мне успешно вывихнули позавчера, когда ломали тонкие пальцы Блау. Чтобы лечить не могла.
Тело