Старуха вскоре уронила подбородок на грудь и захрапела.
Он понимал, что успеха сегодня не добьется, и решил просить позволения отложить работу на завтра. Пока графиня дремала, он потихоньку собрал краски, завернул кисти в рогожку, и стал складывать мольберт.
– А? – старуха проснулась от шума. – Готово ль, батюшка?
– Простите меня, графиня! – разрешите мне прийти завтра. Мне никак не удаётся поймать… он щёлкнул тонкими пальцами: «амбьенс»… вдохновения нет.
– Ну, батюшка, что-то долго ты как… а ну, как не доживу до завтра? Мне-то, уже знаешь, сколько годков? Почитай, восемьдесят восьмой пошёл.
– Простите великодушно…
Художник шёл по мартовскому снегу, серым месивом окаймлявшим черную дорогу. Туда-сюда сновали извозчики. Временами из проезжающих экипажей слышался женский смех, мужские возгласы. Но Николя ничего не видел и не слышал вокруг. Его занимала единственная мысль: где взять крупную сумму денег, чтобы спасти свою любимую от ненавистного ей брака? Он был настолько же влюблён, насколько и беден.
Поднимаясь к себе в каморку на втором этаже, он увидел знакомый силуэт. У двери его дожидалась хозяйка.
– Наконец-то! Bon joir, голубчик! Вот, зашла к вам, – растянула она тонкие губы в улыбке.
– День добрый, Сусанна Самойловна. Завтра я закончу портрет графини и расплачусь с вами.
– Прекрасно! – коснулась она кончиками желтых пальцев его плаща. – Я подожду. Вот ещё что: утром, пока вас не было, принесли вот это! – она вручила Николя узкий конверт.
– Храни Вас Бог, Сусанна Самойловна! – заметив на конверте знакомый почерк, художник был готов расцеловать чернила, но ограничился лишь тем, что приложился к сухим пальцам хозяйки. Оказавшись в своей комнате, он не снимая плаща, сел за видавшее виды бюро и вскрыл письмо. Вдохнул тонкий запах, бумаги, к которой прикасались её тонкие пальцы, и посмотрел на Её портрет, который писал по памяти.
Письмо было коротким:
«Милостивый государь, Николай Борисович,
Желаю заказать Вам свой потрет. Будьте у нас завтра, после десяти.
Милица»
У художника сжалось сердце. Остаток дня, весь вечер, всю ночь он не мог сомкнуть глаз, а утром, подхватив мольберт и краски, он поспешил на набережную Невы, где жила его возлюбленная. Про старую графиню он совсем позабыл.
Лакей проводил его в уютную гостиную. Там, за пяльцами, сидела матушка Милицы – Ангелина Гавриловна. Она вышивала золотом – весьма необычное занятие для генеральши. Несмотря на возраст, она была очень хороша собой. Завидев Николя, она улыбнулась и отложила вышивку.
– Добро пожаловать, Николай Борисович! – она протянула ему руку, которой он коснулся губами:
– Моё почтение, Ангелина Гавриловна!
Не увидев Милицы, он испугался: генерал его не жаловал. Что если сейчас он выйдет и выставит его вон? Словно читая его мысли, женщина печально улыбнулась:
– Михаил Ларионович уехал по делам в Москву. Так что, времени на портрет у вас достаточно.
– Но где же…
– Милица неважно себя чувствует сегодня. Я хотела послать к вам, чтобы перенести сеанс, но она настояла. Я провожу вас.
Ангелина Гавриловна повела его за собой в спальню дочери. На кресле, у изголовья, сидела няня девушки – сухонькая старушка. Она читала девушке французский роман. Хозяйка тихо сказала ей пару слов и няня исчезла. Книга осталась лежать на кресле.
На её щеках девушки алел нездоровый румянец. – Заходите, Николя… Николай Борисович! – улыбнулась она ему.
– Здравствуйте, Мили…– он подошел к кровати, присел перед ней на корточки, и с неподдельным беспокойством осведомился:
– Как вы себя чувствуете?
– Ничего… ночью был жар, а сейчас ничего. Главное, вы здесь! Расскажите же, в каких тонах вам видится мой будущий портрет.
Ангелина Гавриловна деликатно вышла в соседнюю комнату, однако дверь оставила приоткрытой. Она покровительствовала талантливому юноше, несмотря на разногласия с мужем.
Молодой человек сел в кресло, оставленное няней, взял руку девушки, и прижав к губам, прошептал:
– Я так скучал без Вас, Мили!
Она отвернулась. Глаза увлажнились.
– Мне думается, Николя, я скоро умру. И для меня это будет освобождением!
– Тогда я последую за Вами! – прошептал он, удивившись, как эта мысль не посетила его раньше.
– Вчера приезжал этот противный граф. Папинька был в прекрасном расположении духа весь вечер, а после оставил меня с ним наедине. Граф дотронулся до меня вот тут! – Милица показала ямочку у основания шеи. – Я хотела закричать, но не могла – у меня в горле тотчас стал ком. Он и сейчас мешает дышать.
Он…он коснулся моих волос! Говорил, что скоро я буду принадлежать ему всецело, что я стану влиятельнее