Больше всего был перепуган Асут, поэтому Усеркаф допросил его первым:
– Рассказывай все, как на суде Осириса.
– Что рассказывать.
– Как вы оказались в гробнице?
– Когда стало нечем кормить детей, мы прекратили работу и потребовали денег. Но денег нам не дали.
– Кто не дал?
– Какие-то люди, которых, как они сказали, прислал сам чати.
– Чем вы занимались?
– Грузили баржи зерном.
– Где брали зерно?
– В закромах царя.
– И куда отплыли баржи?
– Мы слышали, что в западную протоку дельты.
– Ты не сказал этим людям, что в городе голод?
– Сказал.
– И что?
– Меня избили
Ной и Усеркаф переглянулись.
– Ты сможешь подтвердить все, что видел, – Усеркаф придвинул к нему лист папируса.
– Да. И не только я. Все, кто грузил баржи, могут это подтвердить. Нас обманули. Не заплатили ничего. Но я не умею писать.
– Я сам все напишу, а ты поставишь свою закорючку. Назови имена тех, кто работал с тобой.
Асут назвал.
– А теперь рассказывай, как вы проникли в гробницу.
Усеркаф и Ной слушали, как все трое на протяжении многих дней обдумывали план и воровали инструменты. Как потом подпаивали стражу и пробивали ход в подземную камеру гробницы.
– Погребение было защищено плитами и покрыто щебнем. Мы убрали щебень и отодвинули плиты. Под ними оказалась камера, а в ней известняковый саркофаг. Этот известняк, я знаю, он из мемфисских каменоломен.
– Что было написано на саркофаге?
– «Является и милостива к вам Амон-Асет».
Ной и Усеркаф опять переглянулись.
– Так, и что было дальше?
– Ничего. Это был кенотаф[48]. Мы разжились только небольшой погребальной фигуркой. Я подумал, что ее нарочно оставили на саркофаге в насмешку над теми, кто проникнет в гробницу и найдет ее пустой.
– Где она?
– Что?
– Эта фигурка.
– Я швырнул ее в кучу мусора. Мы были очень рассержены и поэтому расписали стены всякими каракулями, нацарапали разные нехорошие словечки.
– Так. Завтра утром ты принесешь мне погребальную фигурку. А теперь можешь идти. Вы тоже – Усеркаф зло посмотрел на остальных, – и не дай вам боги еще раз попасться мне на глаза.
Выйдя из полицейского участка, Ной пересек Город мертвых по диагонали, сокращая путь к казармам фиванского корпуса. Бледный призрачный свет сумерек заливал многочисленные надгробия. По небу беззвучно проносились тени летучих мышей.
Луна осветила огромный барельеф лежащего шакала – символа местного братства жрецов, управляющих вооруженными стражниками и дрессированными животными. Пугающее изображение шакала присутствовало и на всех печатях