Дюбрайль коротко кивнул. Его древние глаза смотрели куда-то вдаль.
Волосы сидевшего рядом с ним мужчины были седыми, но его лицо выглядело моложавым, а телосложение атлетичным.
– Я Кальт Корион, – произнес он холодно. – Я помню вас, Вульт. – Казалось, Корион вот-вот сплюнет. Он обернулся к Луции: – Не понимаю, зачем им к нам присоединяться – это Тайный совет, а не базарное кафе, в котором путешественники могут поделиться своими мыслями. Я читал план, и мне не нужно, чтобы его мне пытались впарить они.
– План, который мы намерены осуществить, был разработан этими господами, дорогой Кальт. Будь с ними любезен.
– Я был с норосцами настолько любезен, насколько это имело смысл – во время Мятежа. – Корион самодовольно ухмыльнулся Белонию. – Ваш меч все еще висит в моем зале для трофеев, Вульт.
– На здоровье, – ответил Вульт елейно. – У меня есть более мощное оружие, которое никому не отнять.
«Осторожно, Белоний, именем Кора, – подумал Гайл. – Это же треклятый Кальт Корион!»
Презрительно фыркнув, Кальт Корион взглянул на Гайла.
– А это – знаменитый Гурвон Гайл? Полагаю, уже слишком поздно для того, чтобы отменить имперское помилование и повесить его?
– Мятеж был давно, – произнес Гайл мягко, встретившись взглядом с рондийским генералом.
Прошло семнадцать лет с тех пор, как жители Нороса взбунтовались против своих имперских господ. Казалось, они даже могли победить, однако затем Белоний Вульт без боя сдал Лукхазан и ход войны изменился в одночасье. Гайл тогда был гораздо младше и являлся беспечным идеалистом. А кем он стал теперь? Главой соглядатаев с потухшим взглядом? Хитрым плутом, придумавшим свой последний план, который позволит ему уйти на покой? Кем-то в этом духе.
– Хорошо сказано. Мятеж произошел слишком давно, чтобы из-за него беспокоиться, – согласился толстяк в нарядной мантии священника, столь тяжелой от золота и драгоценных камней, которыми она была расшита, что уже сама его способность двигаться казалась чудом из чудес. Сейчас великий прелат Доминий Вуртер выглядел еще толще, чем вчера на Плас д’Аккорд. – Он был давно, и мы рады вновь приветствовать наших рожденных в Норосе братьев в лоне Империи. – Прелат жирно улыбнулся. Его челюсть тряслась. – Полагаю, юный Адамус вчера вас хорошо развлек?
Остальные собравшиеся переглянулись. Если норосцы были гостями епископа, то что это говорило о роли Церкви в их предложении или о ее тайных мотивах?
Гайлу стоило немалых усилий оставаться невозмутимым. Пусть гадают.
Мужчина, сидевший по левую руку от императора, полуобернулся.
– Я – Бетильон, – объявил он, словно само его имя все объясняло.
И это действительно было так: норосцы до сих пор называли Томаса Бетильона Бешеным Псом