– Что это такое? – спросила Маша, отрываясь от очередного спонтанного и оттого дико возбуждающего поцелуя. Я почти разозлился от столь резкого завершения, но обернулся. Маша показывала наверх: с неба летели небольшие цветные бумажки, словно осенние листья, медленно спускающиеся вниз.
– Какая разница? – ответил я. – Наверное, флаеры очередного кафе «ура, ура, мы открылись, приходите на нашу веранду пить апероль и делать селфи».
Маша захихикала:
– Скорее всего, но это так необычно, я сейчас.
Она побежала вслед за бумажками, а коварный ветер разносил листки по всей набережной, и они кружились маленькими вихрями по брусчатке. Я закатил глаза и хмыкнул: в этом была вся Маша, любопытная, энергичная и по-детски наивная. Я почему-то подумал в тот миг: «Это хорошо. Как раз то, что нужно моей уставшей душе». Я улыбнулся нелепой мысли, перевел взгляд от тоненького бегущего силуэта Маши вверх. Какое-то движение на балконе дома привлекло мое внимание, и новая порция бумажек взметнулась в воздух, сопровождаемая заливистым смехом. «Теперь понятно, кто портит город. Чертовы подростки», – злостно мелькнуло в голове, хотя я не видел, кто именно это был.
– Смотри, это не флаеры, – Маша подошла, протянула мне листок, размером с ладонь. Я взял его, это была распечатанная на принтере и стилизованная под снимок полароид открытка. С открытки на меня таинственно смотрела из-под густой челки девушка с огненно рыжими кудрями и добрыми голубыми глазами. Я знал ее. Молния мгновенного воспоминания пронзила мое сердце. Я знал ее и не знал. Я искал ее много лет назад и, отчаявшись, бросил поиски и продолжил жить, словно ее не было. Я сглотнул, выдохнул и поднял глаза на недоумевающую Машу.
– Ты в порядке? Ты стал бледным.
– Да, конечно, – я кивнул с секундной заминкой, – какие-то подростки балуются.
Я машинально смял драгоценную бумажку и сунул ее в карман. Что подумала Маша? Поняла ли, что я узнал девушку с открытки? Имело ли это значение?
– Здесь написано «Если уходить, то с улыбкой», – Маша держала такую же открытку в руке, – интересно, что это значит. Жалко, что это не флаер кафе, мы бы обязательно сходили.
Она грустно вздохнула и бросила листок на землю. Я проводил его взглядом, пока тот не коснулся брусчатки. Мне стало так досадно и больно, от того, что Маша просто выбросила открытку, единственное и внезапное напоминание о моей незнакомке.
– Пошли, Дань? Сегодня папа попросил быть пораньше, обсудить подарок Димке пока он на дачу уехал, у него 16-го день рождения, помнишь? Ты, кстати, тоже приглашен, – недолгое молчание. – Точнее, заочно, я сегодня как раз с папой обсужу.
Я посмотрел на Машу невидящим взглядом, легкость и теплота улетучились в миг: я не мог думать, не мог рассказать о своей неожиданной находке и не мог выдать себя. Я даже не слышал толком, что сказала Маша, что-то про день рождение брата. Мы смотрели друг на друга: Маша с вопросом, я с растерянностью. Ее улыбка померкла, она погрустнела:
– Ох, я знаю, что твоя первая встреча с папой произвела не лучшее о нем впечатление, но, Дань, он хороший, правда. Не беспокойся, я все улажу. Ты ему уже почти нравишься, просто мы тогда встретились не в лучшее время, понимаешь?
– Угу, – ответил я машинально. Я совсем не понимал, причем здесь ее деспотичный отец. На секунду мне стало противно от воспоминания о первой встрече с ним: я провожал Машу домой, мы встречались тогда буквально пару недель. Мы страстно целовались на ее подъезде, не в силах расстаться на сутки, и в один момент он появился из ниоткуда, грубо отодвинул Машу, заорал: «Быстро домой!». «Папа, папа, это Даня», – начала тогда оправдываться Маша. «Быстро домой», – почти по слогам по-звериному прошипел ее отец. Дверь в подъезд захлопнулась, и мне пришлось выслушать отборные помои в свой адрес о том, «да как ты смеешь своими грязными руками трогать мою девочку», «да кто ты вообще такой, хрен с горы?», «да знаешь, кто я такой? я тебя урою» и многое другое, сдобренное угрозами, матом и оскорблениями. Я был уверен, что на этом мой чудный двухнедельный роман завершен, но в тот же вечер по телефону Маша слезно умоляла простить ее отца за грубость, оправдывая его тем, что у него на службе застрелили коллегу при задержании, он отрапортовал, выпил с ОПЕРами, возвращался домой и сорвался на мне.
Маша смотрела на меня жалостно:
– Мне, правда, домой надо, Дань. Все будет хорошо, вот увидишь.
Она крепко обняла меня, поцеловала в щеку. Болезненное воспоминание о ее отце немного вернуло меня в реальность. Я взял