Мы победили. Не просто победили, а «сделали свою игру». 11:3. Атом разгромил Могилев. Мои пацаны наконец поверили в себя и смогли «сделать ДЕЛО». Сделать Дело – это организовать атаку и забить гол в ворота противника. А затем повторить это на протяжении всей игры. Еще термин был в Атоме – «сделать игру» – это когда все голы созданы нами, но зачастую шайба летит в наши ворота. Почувствуйте, как говорится, разницу. Да именно так. Мы две игры до Могилева работали и делали игру. Счет 3-10, 1-11. Для двенадцатилетних подростков в детском хоккее общее количество шайб за десяток в каждой игре – это уже некоторый перебор. Накал игр зашкаливает. Родители в шоке и ничего не понимают, что происходит на поле. Зрители, они же в основном родители и друзья, в прединфарктном состоянии, на меня наседают и требуют объяснений. – Что у вас творится на поле? – Кто где играет? -Почему все лезут на ворота? -Почему нет защиты? – Почему вратарь покидает ворота, как только начинается атака на противника? – Почему нет тренера? … А, да, простите, я не тренер. Хотя сегодня я им стал…
***
Я с детства обожал хоккей. Мы целыми днями готовы были гонять шайбу во дворе или на школьной коробке. С первыми заморозками мы летели на озеро в школьных переменах и пробовали на прочность лед. Как только он переставал трещать, мы начинали свои хоккейные баталии на коньках. В наше время, это в 80-е, зимы были немного иные. Практически весь ноябрь стояли морозы и снег не выпадал, поэтому радости не было предела – хоккей на озере, на идеальном льду! Да и в декабре, когда начинал валить снег, мы поначалу чистили клюшками пятачок и гоняли шайбу. Но увы, лопат на озере нет, поэтому приходилось перебираться на школьную коробку.
Счастье случалось, когда мороз за 30 градусов переваливал – в школу идти не надо, поэтому, мы играли в хоккей у школы практически с утра и до позднего вечера, с небольшими перерывами на поесть. До сих пор не пойму, как никто ни разу не отморозил себе пальцы или носа.
В то время хоккейных секций мало было и когда на коробке появлялся кто-то в крагах – это всегда респект и уважуха – пришел мастер. Таких пацанов считали крутыми, да они и действительно круто играли по сравнению с нами. А уж их щитки и краги были предметом общей зависти. Не то что сейчас. Тогда достать хорошую клюшку редкость, а форму выдавали только тем, кто ходил в секцию, причем если ты бросал секцию – форму забирали.
В общем, когда родился Егор ему пришлось реализовывать мои мечты.»
Сегодня я стал тренером. Да, сегодня впервые я на своей шкуре прочувствовал, что значит быть тренером. Нет, не числится, как кто-то подумал, а именно быть. Тренеров мне довелось повидать немало. Каждый родитель в хоккее, практически считает себя личным тренером своего ребенка и знает, как надо руководить командой и что ей следует делать. Как давать установку и настраивать на игру. Шучу конечно. Хотя, если вы знакомы с родителями, чьи дети играют в хоккей, то поймете, о чем я. Командовать и раздавать советы готов практически любой отец. Мы все через детей, либо реализуем свои детские мечты, либо амбиции. Мы растим Харламовых и Третьяков. И уж точно знаем, как их надо тренировать.
Я шел по улице и размышлял над словами Фила – «пока ты в себя не поверишь – у тебя нет шансов. Стань безупречным, пацаны это почувствуют и станут соответствовать».
Сколь просты слова. И сколько в них истины. Сегодня я сделал невозможное. Я изгнал все сомнения из головы и держал эту чистоту на протяжении всей игры. Теперь я понял почему Фил после каждой тренировки или игры выходил изможденным. Мое измождение эмоциональное и физическое было абсолютным, после сегодняшней игры. Я, как тень, проследовал мимо родителей. Сквозь туман слышал их слова благодарности и радости, возбужденные выкрики. Не обращая внимания, покинул стадион и побрел в сторону центра через парк. Двигался интуитивно…
***
Каждый родитель рассматривает своего ребенка как продолжение себя. Мой старший сын, к сожалению, вырос без меня. Ошибки молодости, развод и редкие встречи, к тому же время реализовывать себя. В общем не хватало времени на ребенка, да и жизнь была столь стремительна, что про хоккей не вспоминал.
Другое дело второй сын. Он родился, когда мне было за тридцать три, и появилось свободное время и средства на то, чтобы заняться его воспитанием, и я занялся.
В три года я поставил Егора на коньки в Меге. Его первые неуклюжие движения. Падения и растерянный взгляд. Недоумение, почему папа скользит, а меня ноги не слушаются. Каждый выходной мы приезжали на каток и минимум час проводили на льду. Сначала это были робкие движения вдоль борта, но уже через пару месяцев Егор стал пересекать самостоятельно каток и практически без падений. Потом стали играть в догонялки. В четыре года сын вполне сносно скользил и даже пытался спиной кататься. В тот год ему должно было исполниться пять лет, когда на Гореморе мы познакомились с Алексеем Кормаковым. Они с командой мальчишек отдыхали в наших коттеджах, и мы подружились.