«Мне необходимо… мне необходимо… мне необходимо…»
Марти, нахмурившись, выключил диктофон.
Цепочка мыслей куда-то ускользнула, и он не смог припомнить, что хотел сказать.
Что ему было необходимо?
Огромный дом был погружен в какую-то странную тишину. Пейдж с детьми обедала в городе, потом они собирались пойти в кино на субботний дневной сеанс.
Эта звенящая тишина, не нарушаемая детскими голосами, давила своей тяжестью.
Марти потрогал затылок. Ладонь была прохладной и потной. Он дрожал.
Осенний дождь, под стать тишине, царящей в доме, был таким тихим, что казалось, все живое покинуло Южную Калифорнию. Ставни единственного в его кабинете окна были настежь распахнуты, и лучи солнца, проникавшие в комнату, отбрасывали на диван, ковер и край письменного стола узкие золотистые блики.
«Мне необходимо…»
Инстинкт подсказывал ему, что мгновение назад произошло что-то очень значительное, и хотя он этого не видел воочию, но ощутил подсознательно.
Он повернулся и осмотрел комнату, желая убедиться в том, что находится один в окружении книг, папок и компьютера. Все освещение комнаты составлял свет небольшой настольной лампы с абажуром из цветного стекла и причудливых медных лучей солнца, переплетающихся с тенью от ставней.
Вероятнее всего, тишина казалась ему такой неестественной оттого, что дом начиная со среды был наполнен детским гомоном и суетой. Был День благодарения, и школьники не учились. Лучше бы он пошел в кино с детьми. Марти очень скучал без них.
«Мне необходимо…»
Слова были произнесены как-то по-особому напряженно и тоскливо.
Теперь его охватило чувство жуткого страха перед неминуемо надвигающейся опасностью. Того страха, который иногда испытывали герои его романов и который он всегда затруднялся описать, боясь расхожих клише.
Давно такое чувство не посещало его.
В последний раз он испытал его, когда Шарлотте было четыре года и она тяжело болела. Врачи тогда готовили их к худшему. Дни и ночи, проведенные в больнице, где его малышку замучили различными обследованиями и анализами, а затем мучительное ожидание результатов настолько напрягли нервы, что трудно было дышать, двигаться, надеяться. Вскоре выяснилось, что болезнь его дочери излечима, и через три месяца Шарлотта поправилась.
Но это гнетущее чувство он не забудет никогда.
И вновь он оказался в его ледяных тисках, но на сей раз без видимых на то причин. Шарлотта и Эмили были здоровыми и воспитанными девочками. Они с Пейдж были счастливы – до неприличия. А ведь среди их знакомых супружеских пар, которым перевалило за тридцать, разводы, расставания и измены были далеко не редкостью.
В финансовом отношении они никогда еще не преуспевали так, как сейчас.
И тем не менее Марти знал, что случилось что-то неладное.
Он поставил на стол диктофон, подошел к окну и открыл ставни пошире. Голый платан, росший в небольшом боковом дворике, отбрасывал широкую продолговатую тень. Его сучковатые ветви заслоняли собой соседний дом, бледно-желтые оштукатуренные стены которого как бы вобрали в себя все солнечные лучи, на окнах дома лежали золотистые и красновато-коричневые тени; место казалось тихим и безмятежно спокойным.
Справа открывалась часть улицы. Дома напротив были выдержаны в одном средиземноморском стиле, с черепичными крышами, позолоченными лучами заходящего солнца, в кружевной тени свешивающихся пальмовых ветвей. И вообще, вся жизнь их окружения, тихая и размеренная, как и всего их городка Мишн-Виэйо, казалась просто раем по сравнению с тем хаосом, который царил повсюду в наше неспокойное время.
Марти закрыл ставни, и комната погрузилась во мрак.
Было очевидно, что опасность крылась в нем самом, в его буйной фантазии, которая в конечном итоге и сделала его известным и удачливым автором детективных романов.
И тем не менее сердце его колотилось сильнее и сильнее.
Марти вышел из своего кабинета в коридор и направился к лестнице. Здесь он остановился, облокотясь на стойку перил.
Он и сам не знал, что хотел услышать. Тихое поскрипывание двери и крадущиеся шаги? Или шорох, шум, или приглушенные звуки, сопровождающие вторжение в дом таинственного незнакомца?
Не обнаружив вокруг ничего подозрительного, он постепенно успокоился. Чувство надвигающейся катастрофы также исчезло, а тревога уступила место простому беспокойству.
– Есть тут кто-нибудь? – спросил он только затем, чтобы нарушить тишину.
Звук его голоса, полный замешательства, помог Марти рассеять дурные мысли. Теперь тишина была просто тишиной пустого дома, и не было в ней никакой угрозы.
Он вернулся в свой кабинет в конце коридора и сел в кожаное кресло. Слабая освещенность комнаты как бы увеличивала ее размеры, делала безразмерной и нереальной, похожей на сон.
Тень, отбрасываемая настольной