Солнце пролилось на горизонт ртутью.
Человек погасил окурок о чугунный каркас скамейки, бросил его в урну. Тяжело поднялся. Девушка продолжала стоять, вглядываясь в темнеющее небо, ветер шевелил рыжеватые от солнца пряди.
– …а может, все правильно, – сказал человек вслух. – Да, Сережа?
Невидимый собеседник, наверное, ему что-то ответил. Потому что человек криво улыбнулся и, ссутулившись, побрел прочь от набережной. Когда он скрылся за углом, девушка словно проснулась. Отвернулась от погасшего неба и шаркающей походкой старухи побрела в сторону лестницы на бульвар. Туда, где вполсилы наигрывал оркестр. Туда, откуда долетали звуки шагов и голосов.
Лучше всего любоваться нашей локацией с крыши Дворянского собрания. Эта точка существенно ниже католической колокольни на Северном холме, но зато отсюда не видно ни корпусов Производства, ни стадиона. Отсюда город похож на город, каким он должен был быть. И неважно, когда. Просто – должен. А не был. Ни один миг своего существования он не был таким, каким виделся мне с крыши. Спокойный провинциальный городок, с пыльными парками, в которых качели, голуби и кошки, с редкими мосластыми автомобилями, у которых лаковые борта и брезентовые крыши, а фары напоминают профессорское пенсне. Дети лопают мороженое, зажатое между двумя вафельными кругляшами. Взрослые… о, да. Взрослые.
Отсюда, сверху, видно, как гуляют по скверу хорошо одетые пары или как уверенной походкой торопятся куда-то озабоченные полисмены. Как уличные музыканты устраиваются в ракушке сцены подле танцевальной площадки. Отсюда кажется, что город живет.
А он заводная игрушка, брошенная детьми.
И оттого мне иногда хочется сделать что-то такое, что заставит игрушку остановиться. Перестать делать эти бессмысленные движения, заставит ее выключиться.
На крыше я чувствую себя немного властелином мира. Здесь моя мастерская на ближайшие вечера. Когда я художник, то мне кажется, что при помощи красок я хотя бы на картоне могу сделать это место чуть менее фальшивым.
Правда, чаще я не художник, а офис-менеджер.
Просыпаясь утром, я точно знаю, какими будут ближайшие часы моей жизни… они ничем и никогда не отличаются. «Выбрала себе творческую профессию – иди на Производство. Не хочешь – ищи другой источник дохода». Что правда, то правда – на Производстве художники и сценаристы нужны не меньше, чем механики и биоинженеры. Вот только я туда не пойду. Там искушение «сделать что-нибудь этакое» станет непреодолимым. Именно там сидят ловкачи и трюкачи, что сделали наш мир таким, какой он есть. Хрупким, зависимым и ненастоящим.
Там конструируют, собирают, настраивают, утилизируют, даже иногда ремонтируют – биотов…
Мое утро однообразно. Заглянуть в доставку, разогреть и съесть завтрак. Глотнуть немного эмульсии, запить, чтобы лучше прижилась, этиловым спиртом… и вперед, в ванну. Цеплять контакты захвата мышечных реакций, дразнить свое отражение в зеркале… а потом ждать связи с дежурным биотом в офисе конторы.
Наша Клава прекрасна. Мы на ней дежурим по очереди, в четыре вахты. Рабочий день – шесть часов. Офис работает круглосуточно, Клава наша всегда свежа и юна, и еще у нее такой бюст, что будь среди наших конторских крыс хоть один настоящий мужчина, ни в жизнь бы не смог нормально работать.
Контора подбирает сотрудников так, чтобы не платить надбавки за ночное дежурство. Я, честно говоря, даже не представляю, где физически находится наш офис. Но рабочий день у меня начинается строго в восемь утра, а заканчивается – в два пополудни.
И я сдаю Клаву следующему оператору.
Вылезаю из ванны.
Топаю обедать.
Все это на автопилоте, все это – в процессе отвыкания от ощущений Клавиного тела, ее смещенного вперед центра тяжести и намного более приличного зрения.
Когда я художник, я ношу с собой винтовку с хорошей оптикой. Винтовка не стреляет – давно уже в ней что-то сломалось. Зато вид меня, идущей на крышу с деревянным ящиком-этюдником и винтовкой, внушает уважение.
А сквозь оптику можно рассмотреть те детали, которые моему взгляду были бы неподвластны. У меня не очень хорошее зрение.
И я не спеша рисую вечерний город, которого не было и нет…
Юра сверился по карте, но не смог разобраться в хитросплетении проселочных линий. Понятное дело, карта старая, половина этих дорог, наверное, давно уже заросла. И дернул же черт забить на указания путеводителя и отправиться к нужной части локации напрямик! Уж сколько бравых путешественников сгубило слепое доверие собственной интуиции… а все новые и новые юниты готовы пополнить скорбные ряды.
Юра с досадой пнул колесо, но машина помочь ничем не могла. Эта модель не снабжена ни навигатором, ни бортовым компьютером. Скромненькая бюджетная машинка, никаких наворотов. Зато и отследить ее в разы трудней.
«Зачем тебе? Закажи биота