Он ведь нищий, а не вор.
У помойки слышен кашель,
Подавился бомж лапшой
Или полусгнившей кашей.
В мир далёкий отошёл.
Если вы не бомжевали,
И с нуждою не на «ты»,
То поверите едва ли
В жуткий кашель нищеты.
Кашель, ясно, не задорный,
И последний для бича.
За границу жизни чёрной
Ангел вмиг его умчал.
Он шепнул ему на ухо,
Растворив надежды дверь,
Что такая невезуха
В прошлом для бича теперь.
Скорой немощи карета
Констатировала кряк.
Ну, спасибо им за это
От загубленных бродяг.
Не поверят в эту небыль
Кланы ушлых мудрецов.
Белокаменное небо,
Этажи больших дворцов…
В них не ведают о МРОТах…
Но скажу я наперёд
Их железные ворота
Даже чёрт не сбережёт.
Не спасёт их пень плешивый,
Превратившийся в царя.
Всё они за нас решили,
Но, однако, рано. Зря!
В ритме нищеты растущей
Их на йоту не поймут:
Ни Всевышний вездесущий,
Ни бездомный пёс, ни люд.
С башни смотрит день вчерашний…
Что там делает страна?
Слышит он надрывный кашель,
Но не видит ни хрена.
* * *
Пепла горсть над речною водой
Свежим ветром развеяна махом.
Добрый день, человек молодой!
Ты всё тот же, но сделался прахом.
Ты развеян вселенской тоской,
Растворившийся в солнечном свете,
И над жизнью, шумящей рекой,
Только я лишь тебя и заметил.
Я увидел себя с высоты,
С высоты своих лет и печали.
Мне известно, что я – это ты.
И сейчас мы друг друга узнали.
В горсте пепла далёкие дни,
И тоска по ним только окрепла.
Много раз средь земной суетни
Мне сгорать и рождаться из пепла.
Я однажды воскресну не здесь,
А за гранью земного порога.
Для меня это радость и честь -
Быть частицей бессмертного бога.
Над речною водой пепла горсть,
Над течением жизни без края.
Я в минувшем и будущем – гость,
И уже возрождаюсь, сгорая.
На кладбище
Если ты не совсем шарлатан
И далёк от разбойных доходов,
Слушай песни подземных славян
И других угнетённых народов.
Ощути, что ты здесь не один
И с усопшими кровью повязан,
И над вами теперь господин
Только Бог. Он – единственный разум.
Ты своими мозгами раскинь
И не дёргай брезгливо плечами.
В песнях тихих немало тоски,
В песнях чёрных с избытком печали.
Вот старушка под серым крестом
Напевает, а кажется, стонет
О житье своём нищем, простом,
О ничтожном своём пенсионе.
Работяга напротив лежит,
За копейки трудился с задором,
Но до лет он седых не дожил,
Жертвой стал пенсионной афёры.
Голос детский под белой плитой,
Песня-плач тяжела и уныла.
Были б деньги, лечили б гуртом…
И не стала бы люлькой могила.
Под землёю нашли себе кров,
Жертвы яростного суицида.
Их ограбил строитель домов,
Он живуч, не о нём панихида.
Каждый первый поёт о своём,
Эти песни открыты, не лживы.
Грянет час – и мы тоже споём,
Но молчим, ведь пока ещё живы.
Ты бы дальше, дружок, не ходил.
Не грусти и живи интересней!
Там район бесфамильных могил,
Где надрывные слышаться песни.
Слушать их, мне поверь, нелегко,
Пусть с подземным мы связаны миром.
Светлый