Прошлым вечером Невена, старшая жрица богини Керидвен, которой лично прислуживал юноша (его звали Фелиз, что значит – счастливый) приняла у себя в доме какого-то вестника, и его объятое тревогой лицо и произнесённые полушёпотом слова сразу не понравились Фелизу, хотя он ничего и не расслышал. И, хотя лицо Невены сохраняло обычное спокойствие, она не медля вызвала к себе трёх помощниц и отдала им распоряжения, суть которых заключалась в том, что все жрицы должны были к утру, без промедления покинуть уютную лесную поляну у подножья гор Менез. Поляну, так долго служившую им и жилищем, и убежищем, и храмом.
Фелиз услышал также слова – «псы Догмаэля», и ему тоже стало неспокойно. Воины графа Догмаэля были теми людьми, которые пять лет назад спалили дотла его родную деревню и убили его отца. Сделали они это потому, что их деревня лежала во владениях графа Монтабана, а у него с графом Догмаэлем как раз вышла крупная ссора. Но кому могут угрожать жрицы Керидвен? Разве что адептам Унана, Единого Бога из Ренна. Но их оружием была главным образом проповедь, а не меч – так говорила Невена и другие сёстры.
Расставшись с помощницами, Невена обратила свой взор на Фелиза. Он всегда удивлялся несоответствию её мягкого, округлого и ещё молодого лица, обрамлённого чёрными кудрями – жёсткому, властному, не терпящему возражений голосу:
– Ложись спать. Утром пойдёшь к алтарю и выполнишь все утренние подношения, подбросишь топлива в очаги. Всё должно выглядеть так, как будто мы не ушли далеко. Когда же увидишь ворона на ветке священного дуба – уходи через лес в Гломель, там повстречаешь одну из нас.
– А если я не успею убежать, если меня увидят и поймают? – запротестовал Фелиз. Богиня не оставит тебя, мальчик – неожиданно мягко сказала Невена. Иди спать…
В то утро Фелиз проснулся, охваченный жаром тревоги. Хотя птицы пели так же беззаботно, как и почти в любое весеннее утро в этом лесу, его сердце всё сильнее и сильнее сжимал страх. Он увидел, что келья Невены пуста, но подбросил в тлеющий очаг свежих поленьев. Потом проделал то же самое в жилищах других сестёр. Все они покинули поляну до рассвета, а может и вчера вечером, хотя как они могли отважиться идти ночью в лесу? Впрочем, несомненно, Богиня показывала им путь. Её следовало ещё раз возблагодарить, и юноша направился к алтарю, кося глазами на ветви священного дуба, располагавшегося в центре поляны. Ворона видно не было. Он скользнул под низкий, крытый камышом навес, и опустился на колени перед вырезанным из дерева ликом Богини, покровительницы всех пашен и всех женщин Армора, ибо она благоприятствовала плодородию и чадородию. Её лик немолодой женщины был увенчан серпом луны, она любила курения из высушенных пряных трав и ячменные лепешки, и сладкую воду из особого глиняного кувшина. Всё это Фелиз подносил ей в давно выученной последовательности, но в этот раз слишком поспешно, то и дело оглядываясь на широкую тропу, ведущую в долину Вилен, откуда ему уже чудилось ржание коней и лай свирепых псов.
Стараясь сохранять твёрдость голоса, он дочитал последнюю молитву, и внезапно его слух потревожило воронье карканье. Ворон сидел на ветке священного дуба, как и было сказано. Юноша испуганно вскочил и стремглав понёсся совсем не туда, куда указала ему госпожа Невена, а прямо к скалам, поднимающимся из земли поодаль, и стал карабкаться на них. До его слуха вскоре донёсся топот и ржанье коней, а затем и грубые возгласы людей. Не сомневаясь, что его заметили и кинулись в погоню, он продолжал, объятый ужасом, упрямо лезть вверх, пока не заметил, что ноги вынесли его с поросшего самшитом, остролистом и усыпанного мелкими камнями склона на тропу, которая резко уходила куда-то выше.
И вот он, кажется, целую вечность взбирается по тропе. Силы почти оставили его. Он уже почти не сомневался, что его, слабого мальчика, в конце концов, догонят и убьют. Он подумал о несправедливости этого мира, где жизнь простых людей ничего не стоит и её так легко оборвать, и тело отца, ещё такого молодого, и растерзанные, окровавленные тела других жителей его деревни, которые не захотели или не сумели убежать, вновь предстали перед его глазами. Он сделал ещё три шага вверх, и каждый шаг давался ему с трудом. Он поднял взгляд от носков своих сбитых башмаков и упёрся взглядом в перегородивший ему путь большой валун, с выбитым на нём ликом неизвестного Бога, увенчанный рогами оленя. Одновременно внизу ему вновь почудился топот и крики людей. В полном отчаянии рухнул он перед суровым каменным ликом и воззвал: «Кто бы Ты ни был, забери меня отсюда, и я буду служить тебе всю жизнь!»
Бог не отозвался. Но тропинка, казалось бы, обрывавшаяся у валуна, теперь явственно продолжилась, огибая его справа. Отчаяние предало юноше сил, и он, обойдя камень, обнаружил за ним узкую тёмную пещеру, в конце которой едва различим был свет, а, следовательно – выход. Ступая по гладкому полу пещеры на ощупь, он лишь раз обернулся, но ничего не увидел и не услышал. Позади была тьма, а свет впереди – всё ярче.
Пещера раздалась, и он вышел на ровную площадку, с которой открывался ослепительный вид на высочайшие снежные пики гор, и неописуемо