Кэтрин моргнула. У нее заблестели глаза.
Она спросила:
– О чем тебе рассказывал Саймон?
О чем ему рассказывал Саймон? Ни о чем. Он пел все те же старые песни, дразнил Лукаса малявкой, тайком ходил к Эмили.
Лукас ответил:
– Девять месяцев прошло в родильной палате.
Кэтрин уронила деньги к ногам Лукаса. Одна монетка прокатилась и легла у самого носка его ботинка.
– Подними и отнеси домой, – сказала она. – Мое терпение скоро лопнет.
– Проститутка волочит шаль по земле, ее шляпка болтается сзади на пьяной прыщавой шее.
Кэтрин заплакала. Плач охватил ее подобно судороге. Какое‐то мгновение она стояла, глядя перед собой, одна-единственная слеза прокладывала себе извилистый путь по ее щеке, а в следующее мгновение лицо ее сморщилось и слезы потекли ручьем. Она закрыла лицо руками.
Он не мог сообразить, что сделать и что сказать. Он тихонько дотронулся пальцами до ее плеча. Она порывисто отстранилась.
– Оставь меня, Лукас, – всхлипнула она. – Пожалуйста, оставь меня в покое.
Но оставлять ее рыдающей на Восьмой улице, в толпе торопливых прохожих, было нельзя. Он сказал:
– Пошли со мной. Тебе надо присесть.
Как ни странно, она послушалась. Плач лишил ее воли. Рыдающим воплощением скорби она последовала за ним, и он повел ее обратно к Вашингтон-сквер, где флажок ребенка бился на фоне неба, а флейтист лихо наигрывал такт за тактом.
Лукас нашел свободную скамейку и сел. Она опустилась рядом. Он робко обнял ее трясущиеся плечи. Она не стала противиться.
Он сказал:
– Прости. Я не хотел тебя расстраивать. Я сам не понимаю, как это вырвалось.
Рыдания слегка поутихли. Она подняла голову.
Лицо у нее было красным и измученным. Он никогда ее такой не видел.
– Хочешь, я тебе кое‐что скажу? – спросила она. – Хочешь?
– Да. Хочу.
– У меня будет ребенок.
И снова его ошарашило нечто, что было правдой, но правдой быть не могло. У нее же нет мужа.
Он сказал:
– Понимаю. – Наверно, именно это он и должен был сказать.
– Меня выгонят с работы. Через месяц или около того я уже не смогу скрывать своего живота.
– А почему живот может помешать тебе ходить на работу?
– Ничего‐то ты не знаешь, еще совсем дитя. И чего тебе вообще об этом рассказывать?
Она решила было встать, но опустилась обратно на скамейку. Лукас сказал:
– Я хочу, чтобы ты рассказала. Я постараюсь понять.
Она опять не выдержала и разрыдалась. Лукас опять обнял ее за безудержно трясущиеся плечи. Прохожие смотрели на них и деликатно отводили взгляды, чтобы Лукасу с Кэтрин было не так стыдно. Прохожие были замысловато одеты, на обуви золотые пряжки, часики на цепочках. На Лукаса и Кэтрин пошла материя погрубее. Задержись они на скамейке, обязательно появится полисмен и прогонит их.
Наконец Кэтрин сумела выговорить:
– Я