Так вот, стою я, удивленная, а передо мной – не кто иной, как Денис Комиссаров. Да-да, тот самый. В одних трусах, ежится от холода и что-то говорит. Мой мозг не способен выполнять сразу множество настолько сложных операций, поэтому я рассматриваю его живот. Один кубик, два, три.
– Пожалуйста, помоги, у меня одежда и телефон… – у него зубы стучат, но пытается говорить внятно, при этом не испугать меня. – Пожалуйста! Хотя бы позвонить…
Какой красивый у него живот! Просто идеальный, как и все остальное. Но разве в прессе бывает три кубика? Нет, тут что-то не так. Один, два, три…
– Пожалуйста! – повторяет он и озирается вокруг в поисках других вариантов выхода.
Кажется, я могу пошевелить собственным языком, потому наконец-то отвечаю:
– Денис, идем… Замерзнешь… Домой… Телефон дома…
Я же все неправильно рассказываю! Необходимо отмотать историю назад, чтобы звучало чуть более вразумительно. Хотя если вы никогда не влюблялись так, чтобы забыть собственное имя, то вряд ли сможете меня понять. Я любила его с самого первого дня, когда увидела на первом курсе. Или даже нет, может, я любила его задолго до той первой встречи, когда он, еще не имея лица, уже являлся ко мне во снах? В общем, стоило мне три года назад в начале сентября один раз взглянуть на него, как я все поняла. Это он – тот самый. Я залипла на нем раз и навсегда и не смогла бы отлипнуть, даже если б захотела. Мы учились в разных группах на одной параллели, и на совместных лекциях я не сводила с него глаз. Странно, что никто, кроме моей ближайшей подруги Аленки, этого не замечал, но факт остается фактом. А потом мы с ним оказались в одной команде, когда помогали нашим готовиться к студвесне – и я влюбилась еще сильнее. Сияющий, всегда окруженный друзьями, всегда смеющийся, Денис Комиссаров был чуточку лучше, чем любая самая смелая мечта. После он здоровался со мной при слишком редких встречах в универе, с приветливой улыбкой, которая не оставляла и шанса моей агонии кануть в небытие.
Возможно, вы скажете, это наивно: вот так влюбиться в парня, с которым толком даже не общались, который имя-то мое вряд ли помнит. Возможно, будете правы. Но доводы разума лишние, когда эмоции так целенаправленно сошлись в одной точке. У каждого человека на подкорке головного мозга есть прототип, что-то неосознаваемое до тех пор, пока не столкнешься воочию. По крайней мере, у меня выстроилась именно такая теория. Она объясняет, почему у некоторых людей возникают неожиданные фобии или мощная страсть к кому-то или чему-то, на первый взгляд, постороннему. Просто когда внутренняя голограмма находит реальное свое воплощение, у человека не остается выбора: бояться, любить, уважать или испытывать нерациональную неприязнь. Может, моя теория неверна, и только у меня вот так случилось. Да я вообще особенная, не исключено, что и в этом.
Я ушла в сторону от основного повествования. Теперь понимаете, что словами «шок» или «удивление» не передать чувства, когда я, выгуливая поздним вечером собаку, вдруг вижу того самого человека, коим грезила последние три года и каждый день настраивалась подойти к нему и во всем признаться? На последнее я бы, наверное, так и не отважилась. И потом всю оставшуюся жизнь прорыдала бы в подушку, проклиная себя за нерешительность. Да ладно бы просто встретила, а тут еще и в такой парадоксальной униформе – почти голым. Я уж не надеялась в этой жизни застать такое зрелище.
Да что я все о себе да о себе? Пора поговорить и погоде. Октябрь в этом году выдался на редкость холодным и дождливым. Я, в теплой осенней куртке и под зонтом, отнюдь не чувствую себя комфортно, да и продрогший Барсюля поджимает хвост, уже сделав свои дела. А уж предмет моего обожания наверняка сейчас находится крайне далеко от теплового удара. Опомнилась я только в квартире, возблагодарив судьбу, что никого из соседей по пути не попалось. Я бы не смогла объяснить им то, что пока не могу объяснить себе.
Парень трясется всем телом, а я соображаю, что следует делать в подобных ситуациях. Из имеющейся одежды на него налез бы только мой махровый халат, который я тут же и вкладываю в ледяные руки. Потом достаю одеяло и передаю туда же. Указываю на диван, а сама ныряю в кухню, чтобы включить чайник. Вроде бы в случаях переохлаждения помогает водка с перцем, но такого лекарства у меня не водится. Сколько он проторчал на холоде прежде, чем увидел меня?
Взяв в руки себя и чашку с горячим чаем, возвращаюсь в зал и убеждаюсь, что галлюцинация затянулась. Денис Комиссаров сидит на моем диване, напялив мой халат и укутавшись в мое одеяло. Улыбается виновато, а светлые мокрые волосы липнут ко лбу. И, несмотря на все произошедшее, сияюще прекрасный.
– Спасибо тебе… Катя, что не дала помереть! – кажется, он уже не так дрожит.
Меня зовут не Катя, но это сейчас наименьшее из переживаний. Я до сих пор не в силах говорить, поэтому плюхаюсь в кресло и наблюдаю, как он греет руки о чашку с чаем. Он, видимо, решает, что обязан объясниться сам:
– В общем, дело было так… Стыдно говорить, но… в общем, я у женщины тут был, ну… по соседству… а потом ее муж пришел…
И начинает смеяться – искренне так, заразительно,